— Родные не знали, что служу. Сказал лишь друзьям. Узнали, что я в АТО, когда попал к боевикам, — говорит 26-летний Иван Тиренко. Он больше полутора лет провел в плену. Освободили 27 декабря 2017 года во время обмена.
Общаемся в палате больницы "Феофания", подчиненной Государственному управлению делами. В палате — две кровати. Иван просит соседа выйти. Садится, во время разговора часто нервно машет руками.
Родом из города Бердянск Запорожской области. Мать работала врачом, отец бросил семью, когда Ивану исполнилось 10 лет. В семье он — самый младший, имеет трех старших братьев и сестру.
До войны ездил на заработки в Россию. После последней поездки расстался с женой. Имеет сына 5-летнего Кирилла. На службу пошел в 2015-м.
— С братом договорились защищать страну. В военкомате подали заявление на службу. Его сразу взяли в разведку. А я остался в "учебке". Начал искать способ к брату поехать. Записался в добровольческий отряд территориальной обороны, где готовили партизанов. Прошел обучение в "Десне" и поехал на передок.
Иван имел задание на оккупированной территории собирать информацию. В плен попал 8 мая 2016 года.
— На пункте въезда-выезда "Еленовка" боевики открыли двери в автобус, зашли с автоматами. Позади шел один с распечаткой — ориентированием на меня. Фото из "учебки", фамилия, где служил. СБУ ищет, кто мог сдать из своих.
Отвернулся к окну. Они разглядывали всех молодых мужчин. Когда обернулся, получил прикладом в лицо. Вытянули из автобуса, положили лицом вниз. Дулом в затылок уперлись, руки за голову. Говорили, дернусь или дыхну — будут стрелять. Их были шестеро или восьмеро. Было страшно. Несколько раз просил, чтобы не игрались со мной, а расстреляли.
Ивана Тиренко бросили в подвал бывшего управления борьбы с организованной преступностью в Донецке.
— Взяли в десять утра и допрашивали до 12 часов ночи. Лежал на полу. Иногда поднимали, чтобы сделать "тапик" — телефонные провода накручивают на пальцы и пускают ток. Ощущения сильнее, чем от розетки. Сломали ребра. Их врач эластичным бинтом перевязал и сказал: "Здоров". Я же "укроп", "каратель", людоед. Они так говорили. Хотел ответить, но на голове был пакет.
Привязали наручниками к сейфу. Так просидел до девяти утра. Потом перевезли в изолятор временного держания. На 29-й день приехал мужчина из "прокуратуры". Начал допрашивать, но не бил. На 30-й день выпустили. Только переступил порог, задержали те же, которые ломали меня. Опять — на подвал.
Восемь дней там показались очень длинными. Заходили в любое время. Не могли понять, кто я — "правосек", "Азов" или "Айдар". Все добровольческие батальоны называли, и я за них получал. Знали, что из отряда территориальной обороны, но не знали, под кем он. Били, издевались. Плоскогубцами срывали ноготь. Больно, но быстро проходит. В какой-то момент перестал бояться. Стало все равно, что сделают.
Дважды на расстрел вывозили. Руки за спиной в наручниках. Когда сняли с головы пакет, увидел поле, яму вырытую. Впервые — лишь заряжали автомат и палили в воздух. Во второй раз — направляли дуло в голову. Потом резко убирали и выстреливали. Говорили, может повезет.
До сентября 2016-го родственники не знали, что Иван Тиренко находится в плену.
— Никто не знал, где я. Придумал, как сообщить родным о плене. Имею язву желудка. От сильных обезболивающих могу умереть. Узнал, когда медсестра приходит, когда уходит. Как пошла домой после шести вечера, попросил пилюлю от зубной боли. Дали пачку. Выпил половину и через полчаса стало плохо. Боевики вызвали "скорую". Забрали в больницу. Сказал, что у меня аллергия на лекарства и нужно знать, какие можно колоть. Долго колебались, но позвонили родным. Сказали, что я в Донецке по адресу: Молодежная, 14.
В палате охранял террорист с автоматом. Врачи сначала думали, что я свой. На гауптвахте были их алкоголики, те, кто что-то украл в части, СОЧи (самовольно оставил часть. — ГПУ) и остальные. Когда узнали, что "укроп", не оказывали помощь, пока не приказал какой-то начальник. Говорили: "Пусть он сдохнет".
22 ноября 2016-го Тиренко перевели в 97-ю колонию Макеевки.
— Переживал, чтобы не заболеть туберкулезом. Там влажно и много пыли. Старался мыть чаще пол. Для гигиены — лишь холодная вода. Зимой 8 градусов тепла в камере считали комфортом. Спал, пока не начинало трясти от холода. Проснулся — поприседал, походил. И так всю ночь.
У меня забрали спортивный костюм, джинсы. Родные передавали вещи. Боевики выбирали, на кого что подойдет. Писал правду — держат, как собак, кормят кашей на грязной воде. Некоторые ребята просили дополнительную пайку. Я бы им свою отдавал, если бы не били. Если не ешь, за это бьют. Как-то сосед Саша Даркин сказал, что в ней есть мышиный помет — я два дня не ел, выбрасывал.
25 декабря 2017 года боевики включили радио, и мы услышали, что будет обмен. До последнего не знали, кто попадет в списки. Не верили, пока нас не погрузили в "воронок". Меня почему-то оформили как гражданского. Но в Харькове имел разговор с президентом. Порошенко обещал возобновить на службе.
В палату заходит врач.
— Это вы психологи? — спрашивает. — Нам должны были прислать двух, чтобы работать с пленными.
У Ивана сломаны ребра и гематома, которая за два года не разошлась. Ребра срослись неправильно. Боевики выбили ему четыре зубы.
— Все говорят, что очень изменился. Но я остался патриотом. Изменилось отношение к жизни и людям. Не верю никому. Не подпускаю близко, как раньше. Стал раздраженный, иногда, как псих. Праздновали Новый год на Софийской площади в Киеве. Рядом разорвалась петарда — я упал на землю. Часто снится задержание. Имею проблемы со сном. Могу заснуть в четыре утра, а просыпаюсь в семь.
Иван достает из тумбы возле кровати фото размера 10 на 15 см. Там у него на коленях сидит мальчик лет трех.
— Здесь он еще маленький. Хотел бы видеть сына, но не выходит.
Через час разговора к мужчине заходят пятеро побратимов. Просят образец заявления, чтобы врачи позволили поехать на представление.
Жена уехала в Енакиево
Пока Иван Тиренко был в плену, его бросила вторая гражданская жена.
— Во время обмена нас проверяли, чтобы ничего запрещенного не было, — рассказывает Тиренко. — Проходили через рамку металлоискателя. В палатке давали звонить по телефону. Позвонил домой, брат поднял трубку. Долго расспрашивал — не верил, что это я. Попросил дать трубку жене. Сказал: "Не огорчайся, но она уехала в Енакиево".
В Киеве утром 28 декабря встретили знакомые. Были и такие, кто меня знал, а я их — нет. В больнице навещали, привезли одежду. Людей два года не видел. Встреча с мамой была радостная. Но не люблю, когда плачут. Убегал, чтобы не видеть этого.
1 
1
Комментарии