63-летняя Леся Гонгадзе живет в центре Львова в однокомнатной квартире своего брата, коммунальной, имеющей общий коридор с соседями. У звонка на входных дверях прикреплена записка: "Нажимайте сильно".
— Хорошо, что вы утром пришли, после обеда мне на работу, — пани Леся открывает двери в домашнем халате. Из общего коридора заходим в кухню, в ней — ванна, отделенная льняными шторами.
— Надумала ленивые вареники делать, — показывает на миску с тестом. — Сыр в холодильнике залежался, добавила к нему яйца, муку. Всегда готовлю такое, чтобы быстро. Вы проходите в комнату, я сейчас.
Полкомнаты занимает старый рояль. На стенах — фотографии сына Георгия. На этажерке выставлены его журналистские удостоверения. На полке антикварного серванта стоит коричневая туфля.
— Это Гии, — пани Леся переоделась в полосатую трикотажную кофту и длинную черную юбку. — Видите, она как бы приплюснута. Георгий занимался бегом в обуви на шипах, поэтому у него была специфическая стопа. Я знаю стопы своего сына лучше, чем свой глаз. На опознании таращанского тела я видела совсем другие ноги.
У меня были тяжелые роды
Склоняет голову и утомленно вздыхает. Говорит, что уже нет сил ездить в Киев на судебные заседания.
— Там очень маленькая комнатка. Полно людей, пахнет духами, потом. А у меня астма, аллергия. На запахи и на ложь, которую там слышу. На таращанском теле я видела ранение на левой руке, а у моего сына металлические осколки были в правой, — говорит по слогам. — Я почему-то всегда забываю это сказать прессе. А в суде мои слова не принимают во внимание.
Во Львове у вас много родственников?
— Это неважно, — говорит резко. — Они от меня отказались. Четыре года назад убили моего 17-летнего племянника Миколку, сына двоюродного брата. И теперь они боятся, — объясняет. — Я их понимаю.
А с внучками контактируете?
— Не слышала их голосов уже пять лет, — вздыхает. — После того, как Мирослава забрала их в Америку. Они не приезжают и не звонят. Я понимаю, невестке там тяжело одной с двумя детьми. У нее нет ни статуса вдовы, ни разведенной.
Пани Леся живет на зарплату санитарки. Работает младшей медсестрой в инфекционной больнице. Пенсии у нее нет, потому что не получила гражданства Украины.
— Заниматься этим не могу, — признается. — Нужно ехать в Грузию, а это недешево. Да и не хочу из страны выезжать. Ведь нет мамы — нет проблемы.
Хозяйка несет в керамических чашках чай.
— Я привыкла жить скромно, — говорит. — Когда в 50-м пошла в школу, из сорока детей в классе только трое были из львовских семей. Остальные — воспитанники приютов. Я жила в постоянном страхе, что и моих родителей может не стать.
Рассказывает, что дома часто не было чего есть. Она и двое братьев — Богдан и Зеновий — не раз ложились спать голодными.
Внучки не приезжают, не звонят
— В нашем доме жил директор мясокомбината. Его дочь бросала через окно коту колбасу. Боже, как мне хотелось этой колбасы! Но мама говорила: "Я папу воровать не пошлю". Отец тогда на радиоузле работал, один всю семью содержал. И я терпела. Но у нас было счастливое детство. Мама из черной муки лепила вареники, делала закваску из воды и муки, они были вкуснее любых блюд. На Пасху родители подарили нам сандалии. Тогда сильный дождь прошел, так мы с братьями босые шли, а сандалики под мышкой несли.
А как судьба свела вас с Георгиевым отцом?
— С Русланом? — впервые улыбается. — Это была любовь с первого взгляда. Он влюбился в меня и забрал в Грузию. Руслан был очень красивым. Мы поженились в Тбилиси. Я там в аварию попала и приехала в Украину лечиться. Как медработника, военнообязанную, отправили в Чехословакию. Там я заболела и вернулась во Львов. Руслан приехал за мной. "Больше не отпущу тебя", — говорил.
А почему вы расстались?
— Это я виновата. Если бы мне тогда нынешний ум, были бы вместе. Но мы общались до последних его дней. Руслан умер в киевском онкодиспансере.
Я преждевременно потеряла троих самых родных людей, — печалится пани Леся. — 37 лет назад врачи украли у меня ребенка, брата-близнеца Георгия. Я помню, как сыновья при рождении плакали. У меня были тяжелые роды, и когда я очнулась после наркоза, медики сказали, что один ребенок умер. Но ни тела, ни документов о смерти не показали. Теперь потеряла и Георгия, — говорит взволнованно.
Берется за голову. Просит прощения, потому что не имеет сил говорить.
— Знаете, я не стремлюсь ни у кого выжать слезу, — говорит на прощание. — Я сильная женщина, и меня не нужно жалеть. Потому что где есть любовь, там и ненависть. Сначала меня все любили. А теперь закидывают, что имею какой-то материальный интерес. Я с такими людьми не церемонюсь. Говорю: "А вы продайте своего ребенка на запчасти, и будете иметь миллионы. Будете тогда счастливы?" От этих слов все ужасаются. Говорят, что я ожесточилась.
1943, 2 липня— родилась во Львове
1966 — окончила Львовскую зубоврачебную школу; вышла замуж за архитектора, диссидента Руслана Гонгадзе
1968 — как медработника с войсками направили в Чехословакию, комиссовали из-за болезни; выехала в Тбилиси
1969 — родился сын Георгий
1986 — умер отец Теодор
1987 — умерла мама Ольга
1992 — вернулась в Украину
1993 — умер бывший муж Руслан
1997 — у Георгия и Мирославы Гонгадзе родились дочки -близняшки Нонна и Соломия
2000 — исчез сын Георгий
2001 — Мирослава, Нонна и Соломия Гонгадзе выехали в США















Комментарии