— Только-только ремонт сделали, а тут на тебе: выгнали из собственного дома. Разве мы по своей воле уезжали? Там все разбомблено, — взмахивает рукой 68-летняя Любовь Даниловна на кухне общежития в городке для переселенцев в Харькове. Немного сутулится, волосы седые. Поселилась здесь недели две назад. Родом из города Первомайск на Луганщине, который сейчас под контролем террористов.
— У нас в квартире потолки обвалились, "Град" на крышу попал, — приобщается к разговору зять Любви Данииловны 37-летний Андрей. У него на правой руке обручальное кольцо, на среднем пальце золотая печатка. На кухне общежития варит кофе в турке. — Еще повезло, что снаряд не взорвался, а просто пластом упал.
Городок для переселенцев построили на проспекте 50-летия СССР в Харькове за деньги немецких благотворителей. Он расположен на околице, из центра ехать полчаса. Рядом учебные корпуса Харьковской юридической академии и студенческие общежития. Напротив — поле. Жилых домов нет. До ближайшей остановки общественного транспорта идти минут 20.
Городок открыли три недели назад. Построено 13 одноэтажных домов. Три из них — общежития, с общей кухней, остальные — дома семейного типа. Отдельно есть четыре прачечные. Людям, которые здесь живут, запрещено курить и пить спиртное. За порядком присматривают два охранника. Здесь живут 302 человека. Рассчитан на 488 мест. Переселенцев направляют городские службы соцзащиты Харькова.
В обед 29 января людей почти нет. Разъехались искать работу и устраивать детей в садики и школы.
— Это как перевалочная база, пожить месяц-другой, пока не найдешь квартиру, работу в городе, — объясняет Любовь Даниловна. Показывает свою комнату. На 20 "квадратах" стоят две двухэтажных кровати. На одной спит ее муж. Он инвалид, почти не видит. В комнате небольшой плазменный телевизор, детские игрушки. — Платим 93 гривни на месяц. Однокомнатку в Харькове можно снять за 2,5 тысячи. Но для меня, деда, зятя, дочери и их трех детей будет тесно. Живем на пенсию. Гуманитарку вчера первый раз получили. Каши всякие, памперсы.
Возвращаемся на кухню. Здесь пахнет кофе. Андрей наливает себе в чашку. Добавляет две ложки сахару. Завтрака у них не было.
— Все мои знакомые давно поехали в Украину, — говорит Андрей. — У Первомайске есть ополченцы и казаки. Российских военных не видел, разве что наемников. Когда паспорт у меня проверяли, даже не знали, когда у нас была перестройка. Я родился в Ворошиловградской области (с 1970-го по 1990-й Луганск назывался Ворошиловградом. "ГПУ"), а паспорт получал в Луганской. Но им слово боишься сказать.
— Не понимаю, кто ту войну делает. Знаю только, если мина летит семь секунд — значит стреляют за семь километров. Там стоит украинская армия. Если три секунды, то и дураку ясно, что ополченцы. Короче, и одни стреляют, и другие. Люди выехали. Стоит пятиэтажка, в которой никто не живет. Как в Чернобыле. Может, пару бабушек осталось. А до войны было 40 тысяч. Да что вам рассказывать, вы не поймете. Никто не поймет, кто не сидел хотя бы один день в подвале.
— Работу будете искать? — спрашиваю.
— Вы из Киева? Вот у вас переселенцам много работы дают? Тут так же. Говорят, убирайтесь на свой Донбасс. Голосовали на референдуме — вот и едьте в ЛНР. А те, кто не голосовал, — их проблемы. Я не голосовал, был на рыбалке.
— А если кто и голосовал, то это не значит, что за войну, — на кухню заходит худощавая женщина в очках. Опирается на тумбочку. Имя не говорит. Неделю назад переехала сюда с дочерью из Дебальцевого. Муж, братья и родители остались там. — Ходили же голосовать за лучшую жизнь. Я голосовала, чтобы не было Майдана. Там брат на брата пошел, начали захватывать государственные администрации. Разве так можно? Мои родные из Львова перестали с нами общаться. Нет никакой причины, не говорят — и все. Хотя до тех пор мы не ссорились никогда, дед из села на Западной Украине. А я же ничего плохого не сделала.
— Украинская армия может взять Первомайск за два часа, — задумчиво говорит Андрей. Его взгляд упирается в белый кафель на полу. — Но не берут из-за Стаханова. Боевики оттуда начнут стрелять, и будет тот же котел, как в Дебальцевом.
По небольшому коридору идут к выходу. Тихо, голоса доносятся разве из кухни.
На улице морозно, солнце. По дорожке бегут двое детей, 4-летняя Адриана и 8-летний Максим. У мальчика синдром Дауна. Позади идет улыбающаяся полнолицая женщина. Это их мать Мария. Рядом, по снегу — ее муж. Лицо у него осыпано прыщами. Под рукой несет пустой полиэтиленовый пакет.
— Мы вчера приехали из Антрацита. Целые сутки добирались — из-за обстрелов дороги перекрыты. Ехали через Белгород. Думали, на российской границе в сторону Ростова не пропустят. Но там даже поинтересовались, никто ли нас не обижал, — рассказывает женщина. — Цены выросли ужасно. За то, чтобы снять деньги с карточки, берут 20 процентов от суммы, а раньше было 10. Я получаю 1300 гривен пенсии на сына. 260 гривен нужно отдать. Продукты подорожали втрое. Мясо в Луганске стоит 95 гривен, сахар 16, на яйца вообще цену не сложат. Десяток — 20 гривен.
Российских войск у нас действительно много. Этого уже никто не скрывает. Недавно какие-то "Тюльпаны" привезли, "Грады" постоянно по городу ездят. У нас же через Антрацит прямая трасса на Ростовскую область.
Гуманитарку в Луганске еще как-то раздают. А в меньших городах — по стакану риса и гречки. Люди просят выплатить пенсии. Недавно выдали по 1800. Очередь огромная, мужчина один упал, его затоптали. В реанимации умер. Теперь ополченцы сказали, чтобы до мая ничего не ожидали. Поэтому люди, которые раньше за Россию выступали, уже поняли, как там жить. Многие вернулись. Я когда ехала сюда, мне говорили, что я здесь никому не буду нужна. А я говорю: разберусь, главное, что в Украине. Будем искать работу. У меня ребенок-инвалид, его нужно в техцентр (специализирован центр для детей с изъянами. — "ГПУ") записать. Потому что он не развивается, не говорит. В Антраците было такое заведение — так туда вселились ополченцы.
На детской площадке катаются две девочки. Марии 12 лет, ее сестре Каролине — два года. Они из Енакиево на Донетчине. В городке поселились три дня назад. Мать пытается устроить старшую в школу, а младшую в садик. Дома ее нет. С отцом семья отношений не поддерживает. Почему — девочки не говорят.
— Ой, Маса, безим скорее в подвал. Дяди снова стреляют, — Каролина вскакивает с качели и тянет сестру с площадки.
— Солнце, это самолет взлетел. Все в порядке. Садись. Здесь нет войны, — успокаивает сестра.
В небе виднеется пассажирский лайнер. Харьковский аэропорт — в 2 км отсюда.
10 миллионов евро стоит проект строительства транзитного городка для переселенцев. Деньги предоставило немецкое Общество международного сотрудничества. Строили украинцы, но немцы контролировали финансы. Из Германии в Украину завезли около 1200 модульных домов. Будут устанавливать в Запорожье, Днепропетровске и Одессе. В первую очередь поселят инвалидов, многодетные семьи, одиноких матерей.
122 тысячи беженцев от начала боевых действий на Донбассе переехали на Харьковщину. Неофициально — до 210 тыс. Это наибольшее количество среди регионов, которые приняли переселенцев. Харьковские волонтеры регистрируют по 120 людей в день. За время конфликта с Донбасса выехали 681 тыс. людей.
Семейные дома рассчитаны на четыре-пять человек. В комнатах стоят по две-три двухъярусных кровати, на них — матрасы, постельное белье розового цвета с цветами. Есть стулья, стол, шкафы для одежды, тумбочки. На кухне — мебель, холодильник, микроволновка, электрочайник, плитка, кухонная посуда. Все белого цвета. Ванна и туалет есть в каждой комнате.
3 
1
Комментарии