— Наши врачи выезжают на линию столкновения. И попадают под пули. Юрий Юрьевич — наш лучший хирург. Получил ранение на поле боя. Артему прострелили ногу. Он раненый с медицинской сумкой помогал воинам, — говорит 53-летний Сергей Рыженко, главный врач Днепропетровской областной клинической больницы им. Ильи Мечникова.

Сюда доставляют тяжелораненых бойцов с передовой. За больше тысячи дней войны здесь поставили на ноги более 2200 "тяжелых" воинов.

Встречаемся с Сергеем Рыженко в Днепре 10 марта. Он приглашает в пресс-центр больницы заместителя главного врача Юрия Скребца и хирурга Артема Провалова. Они спешат на утренний обход.

— Когда впервые ехали помогать "скорой", думали — уже победа. Донбасс — наш. Это было до Иловайска. Заехали аж под аэропорт в Донецке. И тут началось, — вспоминает 46-летний Юрий Скребец. Имеет казацкий чуб и усы. Ранение получал дважды.

— Пишут заявления на отпуска, а сами едут в АТО. Отдыхать будем, когда война закончится, — говорит Сергей Рыженко. Просит Юрия Юрьевича провести к раненым в реанимацию. — Только в кабинет к себе не приглашайте, я вас прошу, — смеется. — Сегодня заглянул туда утром. Волонтерский склад: военная униформа, бронежилеты.

В больнице несколько отделений реанимации. Юрий Скребец проводит на первый этаж.

— Халат — обязательно. Все их надевают: и родственники, и президент, как был. Такое правило, — помогает в прихожей надеть медицинский халат.

На этаже несколько палат. Позволяют зайти в одну. Здесь четверо молодых мужчин.

— Доброе утро, — здоровается Скребец. Спрашивает, не против ли поговорить. — Знакомьтесь.

На крайней справа от входа кровати мужчина лет 40 просит не снимать его. Правая рука перевязана до локтя. Бинты пропитаны йодом. Имеет раздробленную правую ногу.

Из окон видно двор. Светит солнце.

— В Широкином попали, — подает руку 36-летний Игорь Житник из Днепра. Воюет с конца 2014-го. У него повреждена нога. Подорвался на мине. Чернявый, с небольшой бородой. Служит в добровольческом подразделении "Черный туман". — Вчера еще операция была. Доставали последнее железо. Ранили, как выходили занять позиции ближе к врагу.

Если бы была возможность встретиться с президентом, то сказал бы, что нужно прекращать режим тишины. Потому что это — потери. У нас есть сила вернуть границу. Но не нужно недооценивать врага. Там сейчас регулярные российские войска. Поэтому у нас должна быть тактика улитки: потихоньку к цели.

У Сергея Адамяка, 38 лет, звонит телефон. Держит его у правой руки. Левая забинтована. 8 марта с волонтером Юлией Толмачевой попали под снайперский обстрел возле Горловки. Юлия — в другой палате.

— Мы в Зайцевом раздавали помощь людям. Когда возвращались назад, прилетела пуля. У нас камуфлированный "Мерседес". Номера Украинской добровольческой армии. Думаю, причина в этом. Там полсела нашего, половина — сепарского. Они сидят на терриконе, увидели машину, — рассказывает Сергей. Он из Бердичева Житомирской области. Почти три года возит помощь на фронт. — Я был в бронике и каске. Разрыв. Хлопок. Оглушило. Юля сзади сидела. Кричит: "Срочно скорую". Я добавил газу. Пуля влетела на уровне головы. Осколки прошили руку — перебили кости. Вдогонку по нас стреляли.

До этого 10 дней ездили по линии фронта. Пять раз ночевали в Авдеевке на промке. Сравнительно с Зайцевым там — Вторая мировая. Танки сепаров бьют по нашим позициям. Ребята ничего сделать не могут. Разве это война — с автоматами против танков и артиллерии?

Я поддерживаю блокаду. Она вскрыла нарыв. Если не побороть контрабанду, то война не закончится никогда.

— Я сам себя ранил, — говорит 23-летний Ярослав Шевченко из Мариуполя.

Месяц назад получил тяжелое ранение из-за неосторожного обращения с оружием под Широкиным на Донбассе. Воюет в 8-ом батальоне спецназначения УДА "Аратта". До этого служил в батальоне "Донбасс" и 93-й бригаде Вооруженных сил.

— Я уже, наверное, не годен для военной службы. Ногу плохо чувствую. Перебиты артерии и вены. Моя ошибка. Очень рад, что новичков наших не зацепило. Этого не простил бы себе никогда. Они стояли позади, а весь удар попал на меня.

К Ярославу приходит Ираклий, 40 лет. Вместе воевали в 93-й бригаде. Мужчины здороваются.

— Он мне как брат. Я живу в Днепре, здесь женился на украинке. Сын у нас уже есть. А в Тбилиси иногда летаю, — говорит Ираклий. Фамилию назвать отказывается.

В палату заходит парикмахер 46-летняя Ирина Жуйкова — белокурая, с аккуратным макияжем.

— Кого постричь? Может, побрить? — спрашивает.

Отзывается Игорь Житник. Ирина электробритвой бреет ему бороду. Придерживает лицо рукой. Через 10 мин. выходит. Ее видно через прозрачное окно в соседней палате. Туда с врачом на осмотр заходят студенты-практиканты.

— Я не был на Майдане. Но когда россияне зашли в Крым, не смог усидеть дома, — продолжает Ярослав. — Потерял больше половины друзей. В мае 2014-го по Мариуполю ездила военная колонна с украинскими флагами. Мой друг сказал: "Давай, беги, твои приехали". Меня это сильно задело. Со временем ребята изменили взгляды, но остался неприятный осадок.

— Работаю по 5–6 часов в день, — рассказывает парикмахер Ирина Жуйкова.

Моет принадлежности в подсобке.

— Имею работу и в обычной парикмахерской. Но здесь немного по-другому. Как начинаются собственные проблемы, отбрасываю их. Вижу, какие тяжелые раненые, и понимаю: мои неурядицы — ничто. Ты еще стонешь? Бери себя в руки и иди. Здесь люди без рук и ног. Как-то парень лежит, говорит: не могу повернуть ногу. Смотрю — ноги нет. А он думает, что она не поворачивается.

У меня два сына. Им тоже говорю: нечего жаловаться. Сюда стоит водить молодежь, которая разбивается на машинах или еще какие-то глупости делает. Чтобы понимали ценность жизни.

— Ребятам трудно, болит. Стараемся все аккуратно делать. Девушки-медсестрички помогают. Хочется, чтобы война закончилась уже сегодня. Чтобы детей не убивали, не ранили. 1997 года рождения, а без рук, без ног. Это страшно, — говорит санитарка 69-летняя Валентина Завалипич.

— Пока Кремль не сгорит, война будет, — говорит Ираклий.

Выходит из палаты на время, пока врачи проводят осмотр.

— Как Порошенко приезжал, нас не было. Девушки говорили, что благодарил. Посещают ребят и министры разные. А волонтеры сколько помогают — и медикаментами, и оборудованием, — рассказывает медсестра 32-летняя Татьяна Батура. — Поток больных очень большой. Лица не запоминаем. Здороваются, отошли — и хорошо.

×