Максиму Шолотюку вырезали сердце и почки

— Поехал ребенок копейку заработать, а назад привезли в цинковом гробу, — плачет 42-летняя Надежда Шолотюк из села Городок под Ровно. 28 октября она похоронила старшего сына 19-летнего Максима. Он поехал работать строителем в Россию, а назад его привезли с вырезанными сердцем и почками.

Шолотюки — многодетная семья. У них шестеро сыновей и три дочери. Живут в большом двухэтажном доме на ул. Лесной. Переехали сюда летом, до тех пор жили у знакомых.

— Мы погорельцы, — Надежда Николаевна проводит по двору. Здесь кучи строительных материалов. — В прошлом году 4 декабря чудом остались живы. Среди ночи дом загорелся, когда все спали. Еле успели вынести детей, как он упал. Этот особняк нам помогли построить односельчане. Скидывались деньгами, дали кирпич. Муж и Максим выкладывали стены сами. Сын всему от папы научился, умел штукатурить, класть паркет.

В начале октября Максим с бригадой поехал в город Видное под Москвой строить особняк. Парень был в России во второй раз.

— Мне позвонили 22 октября, — к разговору приобщается 43-летний Леонид Шолотюк, отец погибшего. Он только что приехал на старом белом микроавтобусе, на котором раньше ездил сын. — Сказали, что Максим работал на втором этаже особняка. Спокойный, собранный, как всегда. Оступился и упал на первый, ударился головой и потерял сознание. Ребята попробовали его отлить. На соседней стройке работали таджики. У них была машина. Положили Максима в салон и поехали в больницу. По дороге встретили "скорую". Чтобы остановить ее, пришлось догнать и перекрыть дорогу. Медики забрали сына в райбольницу в Видное.

В тот же день Леонид Григорьевич с другом собрали вещи и выехали в Россию. Утром 23 октября были в больнице.

— Умолял медиков, чтобы пустили к Максиму. Не дали, — вздыхает. — О состоянии ничего не говорили. Дали только номер телефона реанимации. Я стоял под закрытыми дверями и молился. Ночевал в машине. Утром 25 октября вышел врач: "Ваш сын умер в четыре часа. У него была гематома".

Леонид Шолотюк хотел глянуть на сына. Тело ему не показали, сразу повезли к морг. Туда отца тоже не пускали.

— Я чуть ли не высадил двери и сам прорвался. Он лежал на каталке в коридоре, накрытый простыней. Срываю ее, а Максим зашит от пупа до шеи. А еще же даже официального вскрытия не было. В больнице должны были делать операцию только на голове.

Леонид Григорьевич сразу заподозрил, что из сына вырезали органы.

— В морге тело не отдавали, — возмущается. — Хотели, чтобы я купил у них цинковый гроб за 50 тысяч рублей (12,5 тыс. грн. — "ГПУ"). Но у меня столько нет. Я инвалид, живу с заработков. Нашел посредника, который помог забрать тело. Купил за 12 тысяч рублей гроб и привез его домой.

Дома Шолотюк узнал, что у Максима изъяли сердце и почки.

— Друзья сына пошли в российские газеты, подняли шум, — мать вытирает глаза ладонью. — Но те медики сослались на закон о трансплантации органов. Там действует "презумпция согласия". Если пациент при жизни не давал официальный отказ, его органы можно вырезать.

У Шолотюков осталось восемь детей. Младшая Яна родилась 15 октября. Максим ее не успел увидеть.

— За несколько дней до его смерти мне было не по себе, — рассказывает Леонид Григорьевич. — Было какое-то плохое предчувствие. Вдруг так захотелось поехать к нему. Но это был третий день, как забрал Надю с Яночкой из роддома. Надя говорит: "Как ты нас с детьми сейчас бросишь?" Я подумал и остался.

Младший брат погибшего 18-летний Александр Шолотюк кладет на стол выпускной альбом Максима.

— Его в селе любили. Он был трудолюбивый, всем соседям помогал с ремонтом. Смелый. Еще во втором классе спас из реки соседскую девочку, хотя сам чуть не утонул, — рассказывает. — Встречался с Валей из Колоденки (село возле Ровно. — "ГПУ"). Она приезжала на похороны.

Максима похоронили на местном кладбище. Попрощаться с ним пришло больше тысячи людей. Свежей могилы не было видно из-за венков.

— Сын любил приходить на кладбище. Говорил, что его тянуло туда, там чувствовал покой. Ходил туда даже зимой, — говорит отец. — Не буду судиться с теми врачами. Уже все слезы выплакал, а ребенка мне все равно не вернут. На чужбине нельзя добиться справедливости. Если бы медики сразу честно сказали: сын умирает, спасти нельзя. Возможно, и сам отдал бы им те органы — пусть бы спасли другую жизнь. Но они отнеслись к сыну, как к куску мяса.

×