— Проголосовали за Россию! Они, видите, обиделись! А мы не обиделись? — говорит полная женщина в цветастой шапке-чулке. 19 марта после полудня на столичной площади Независимости перед сценой громко разговаривает группа женщин старшего возраста.
— Чего они за 23 года не приехали к нам, не посмотрели, правда ли, что вам из тиливизоров говорят? Увидели бы, так может бы глаза протерли. Так нет, как сидели сонные мухи на своем море, так и сидят.
— Все боялись дула. Теперь будут иметь не одно, — отвечает женщина в синей куртке.
— Поздно кинулись! Как здесь революция была, нужно было сюда ехать. Теперь пусть смотрят, как москали на радостях напиваются, — говорит сбоку седой мужчина.
— Народ не виноват, — твердо добавляет собеседница. — Они зашуганы. А что уже говорить о некоренных крымчанах. По селам, кроме земли, ничего не видят.
— Почему же тогда у меня баба в селе все знает? Кто "Правый сектор", кто Левый, кто сотник, кто титушка. С одноклассницей за одною партой сидела. Я киевская, и она здесь родилась. Теперь в Севастополе живет. Уже четыре месяца мне не звонит: бендеры-бендеры, одно знает. Путин вчера тоже сказал: бендеры. Но стыдно президенту так говорить! Почитай историю!
— А вы видели, в Крыму на референдуме ходил японец какой-то. Журналист ему на украинском: ты голосуешь? А он: бендера-бендера-бендера! И убегать.
— У меня сестра в Крыму. Говорю ей: у нас детей на Майдане покалечили. А она: нужно было еще кипятку сверху вылить. Одна мать нас воспитывала, — женщина сжимает бледные губы.
— Одна женщина на Майдане сидит и плачет за тот Крым. Говорит, что крымчанка. Я ей: вы же видите, что мы вас не обижаем. А она: маме 84 года, не общается со мной, потому что я была на оранжевом Майдане.
Две женщины у входа в метро Площадь Независимости размахивают руками.
— Путина признают своим президентом, — говорит худощавая в бежевом пальто классического кроя. — Пусть поживут пару лет, и увидят. Сами назад попросятся. Правильно говорят: крымчане, это был первый и последний референдум в вашей жизни. Теперь ничего не сможете изменить. Даже цвет бордюров у своего дома.
— Да о каком Крыме вы говорите? — отвечает ей полная женщина в платке. — Я из Черниговской области. Стояла здесь на Майдане. Так, девочки, я домой не могу вернуться — они мне плюют под ноги. У нас в селе, в 15 километрах от Чернигова, почти все за Януковича. Рыдают за ним, сокрушаются.
— А у меня мама из Ивано-Франковской области. Там продвинутые люди. Я постоянно им меседжи посылаю. Вам нужно какой-то клуб интеллектуальный в селе организовать.
— Та какое! Все говорят, что мне на Майдане деньги платили. Я им: да вы шо, телевизор не смотрите? — женщина прячет под платок волосы, которые выбились надо лбом.
— На Восточной Украине воспитали ментальных рабов. Сказали, что "Бандера" — страшное слово, и до сих пор это мусолят. Но посмотрите в интернет, какой прекрасный человек!
— Когда кагебисты приходили в Восточную Украину, своих людей переодевали под бандеровцев и давали всем прикурить, — качает головой черниговка.
— Предатели были всегда — при Кучме, при Ющенко. А теперь Турчинов воду мутит, — возле палаток у Дома профсоюзов стоит группа из полутора десятка мужчин.
— А министр обороны не принял никакого решения правильного! Наши военные сдали все — даже не сопротивлялись! — говорит мужчина среднего возраста в фуражке.
— Одно название, шо военный. Понадевал на себя прибамбасы и ходит. Форсит под ферзя. Понимаеш ли, он генерал, — отвечает сосед.
— Там теперь такие порядки, что попробуй посопротивляйся, — подступает ближе к группе раскрасневшийся высокий мужчина в сером бушлате. — Вот ты стоишь со своей ленточкой на куртке. Если сейчас в Крыму где-то в деревне так появишься, сразу избит или убит будешь. Ну, ничего, пять-шесть лет — и сами восстанут, нахер сметать тех москалей будут. Еще помощи у нас попросят.
2 
1
Комментарии
2