"Мало дают, так стою на коленях", — рассказывает нищенка Антонина Армашова, 63 года. Она обосновалась на мостовой у Центрального рынка Кировограда. Под коленями — свернутая старенькая куртка, в руках — пустой пластиковый стаканчик. Одета аккуратно. Соглашается говорить после того, как дала ей пять гривен. Встает, снимает коричневые сапоги.
— Ты же смотри, чтобы меня не ругали, — скороговоркой говорит. — Я могу лишне го набалакать. А Бог не любит, когда врут. Правда же?
Когда разговаривает, видно, что во рту всего два зуба.
— Зубов нет, — замечает мой взгляд, — плохо говорю. За полгода до пенсии попала в реанимацию и осталась без хаты, — жалостно рассказывает. — Хата была на дяде, а у него — дети. Продали ее и землю. А я ничего не знала — лечилась.
Почему попали в реанимацию?
— Одна же нщи на меня побила. Украла сумку, паспорт. Я за ней погналась, она меня — граблями, — показывает на лбу шрам. — Ты спроси, чего биться! Но она уже умерла. Было мне предсказание, что пропадет сумка, — говорит многозначительно. — Когда-то показалось, что у меня украл сумку какой-то мужчина. Я давай требо вать назад. А он отмахивается, что не брал. Прихожу домой, а она там. Такая сумка — волшебная! Я в нее только вкладывала, ничего не выкладывала. Там и одё жка моя, и даже се рё жки были.
За полгода до пенсии осталася без хаты
Сколько же вы на день зарабатываете?
— Об э том нельзя писать. Сколько Бог дает. На хлеб хватает. И пенсия у меня есть — 370 гривен. Можно бы меня в дом престарелых, но я не хочу, — она отгоняет от меня пчелу. — Здесь я себе пи рожок куплю, воды сладкой выпью, а там все отбирают и бьют. И в дурдом не хочу, там как в тюрьме.
А где вы живете?
— У тихих людей, недалеко от церкви. Нас в комнате пятеро, не, шестеро че лове к. Телевизор купили, едим вместе. И тот дядька, — показывает на инвалида в коляске метрах в десяти, — с нами живет. Мы территорию базара разделили.
Дети у вас есть?
— Дочь приглашала в гости. Она у меня одна. Сюда почти не ходит. Так я выберу время, помоюсь, красиво о де нусь и пойду к ней, — нищенка опускается на колени, но сапог не обувает.
Спрашиваю, есть ли что красивое надеть.
— Есть, — смеется. — У меня столько всего, что на работе столько не было. Люди приносят прямо сюда. Вон и сапожки дали. Ну что, плохая у меня биография? — спрашивает. — А в школе я на четверки и пятерки училась, учи ли ще за кончила. Напиши, что у Бога по блату работу нашла. Думают, легко просить, — говорит вызывающе. — Я и кондуктором работала, и в де тской поли кли ни ке уборщице й.
Тяжело на коленях стоять?
— Раньше — да. А теперь привикла. Они у меня пекут, так зимой даже легче, когда в ноги прохладно.
Женщина называет себя инвалидом, хотя группы у нее нет.
— У меня раны на голове. Разве я после этого не инвалид? — тычет пальцем в голову, замотанную платком. Разглядеть, действительно ли там есть шрамы, не удается.
— Ну, все, все, — недовольно бормочет. — Иди.
За время разговора нищенке в стаканчик никто не бросил и копейки.
Я отошла на несколько шагов и вспомнила, что забыла спросить фамилию Антонины. Вернулась, дала пятьдесят копеек. Женщина назвала фамилию.
Галина Яворенко поет в переходе романсы
70-летняя певица Галина Яворенко из Нежина окончила музыкальное училище. До пенсии преподавала в училище вокал, а сейчас поет в переходе между станциями метро Крещатик и Майдан Независимости в Киеве. Исполняет романсы, украинские народные песни. По праздникам подбирает что-нибудь "тематическое", например, к 9 мая — "День Победы" и "Журавли".
В Киев женщина приезжает электричкой по понедельникам, вторникам и пятницам. Поет с 14.00 до 19.00. Раньше Галина торговала на базаре в Нежине морковью по-корейски, но бизнес у нее не пошел. У нее есть взрослый сын, но он не работает. Галина откашливается и затягивает "Реве і стогне Дніпр широкий".
Виктория МАЙСТРЕНКО
3 
1
Комментарии