76-летний пенсионер Юрий Мушкетик живет в скромной частной усадьбе в Конче-Озерной. Недавно дописал там свои мемуары, но отдавать в печать не стал. Вынашивает еще более масштабный замысел и изредка выбирается в Киев.
Встречу "ГПУ" Мушкетик назначил в Союзе писателей: "Будет желание — приходите, перекинемся несколькими словами". Ровно в 10.00 Юрий Михайлович, в вельветовому пиджаке поверх клетчатого свитера, уже рассказывал в библиотеке о лучших временах Союза какой-то девочке в джинсах.
Вам не кажется, что в Союзе застой? Те, кому 30–40, уже к вам не идут, — подсела я к ним. Девушка молчала, но не уходила.
— Кто-то выходит из союза, а кто-то в него вступает, — не согласился со мной он. — Во все времена писательские организации сначала конкурировали, кто лучше пишет, а дальше — кто лучше служит.
Вы разочаровались в политике?
— Может, я во что-то и верил — когда носил пионерский галстук, — пошутил он. — Как был редактором журнала "Дніпро", печатали под псевдонимами Стуса, Сверстюка, Светличного. На следующий день на тебя приходил донос вон туда, напротив, — всем корпусом он направился в сторону Банковой.
Как цензура могла проворонить?
— Дак цензоры ж были разные, — хмыкнул Мушкетик. — Один вот так потирал руки, — он похлопал в ладони, — и кричал: "Новенькое ограниченьице!" Или спросишь, куда статья девалась, а он, — мой собеседник молодцом присвистнул, — "Скрылась в туманной дали". А с другим цензором мы дружили — поочередно водили его в ресторан и кафе.
А с цензором мы дружили — поочередно водили его в ресторан
Когда-то один цензор натолкнулся на стихотворение Олеси Бердник. Нечего особенного в том произведении не было — "казаки, чумаки". Но меня предупредили: редакцию разгоняют. Я сел в троллейбус и поехал в типографию. Читаю: "Козаки ідуть, ідуть". Вызвал завотделом поэзии Владимира Коломийца. Сели мы и в две руки дописали: "А тепер там високовольтні лінії гудуть, гудуть", — он расхохотался. — Профанация, но пропустили!
С легкой руки Владимира Цибулько вас прозвали литературным Брежневым.
— На Цибулько я вниманию не обращаю с его матерщиной. Он и против Гончара выступал, — повысил голос пан Юрий.
Вы стали на защиту власти в лице Леонида Кучмы?
— А Кучма не был злым, просто окружение создавало из него короля, — Мушкетик закатил глаза. — Как-то на шевченковском праздниках в оперном театре я ему сказал: "Вы обещали возбудить сто дел против коррупционеров. А хоть одного наказали?.. А теперь нате — и вынул из кармана письмо. Это от мужчины. У него четверых детей. Он украл три пуда отрубей. За это ему дали три года". Кучмины клевреты схватили меня за лацканы, — он обеими руками взял себя за вельветовые лацканы. — А он их растолкал и говорит: "Пошли, выпьем по рюмке".
Когда в последний раз виделись с Леонидом Данииловичем?
— Давно. Но нет... Девятого августа ехал с Иваном Плющом в машине, а у Кучмы был день рождения. Плющ позвонил ему. "Поздравляю и от Мушкетика", — сказал. Ну что я скажу — не поздравляй, что ли?
В кабинет заглянула какая-то женщина. Он посмотрел на часы и заметил, что мог бы еще много рассказать, но должен выступить на вечере Григора Тютюнника. Взял букет розовых роз и пошел в актовый зал. Со сцены рассказал, как рыбачил с Тютюнником. Потом вернулся, подмигнул мне и сказал шепотом:
— Еще один выступит, а тогда мы убежим.
В библиотеку мы не возвратились. Мушкетик сказал, что ее уже закрыли. Зашли в первый попавшийся открытый кабинет. Он подал стул.
— Куда же вы девушку садить собираетесь, он поломан! — крикнули ему женщины, сидевшие в другом углу. Мушкетик оперся на стул, проверяя его на прочность.
— Нечего, вы меньше качайтесь...
Значит, вы страстный рыбак? — продолжили мы прерванную беседу.
— Раньше ездил на рыбалку с друзьями — Коломийцем, Тютюнником. Сейчас сам выхожу на луг с удочкой. Дети у меня — две дочери, с ними же на рыбалку не пойдешь?
Почему? Я ходила с дедом...
— Вот видите! А мои — нет. Старшая дочь, Олеся, сейчас в Иордании — поехала к мужу. Он там в посольстве работает. Не хочу хвастаться, но они — целый институт языкознания! Зять, Владимир, владеет арабским, со всеми диалектами, фарси? Дочь — полонистка, а еще сама выучила венгерский. И так выучила, что является членом союза писателей Венгрии! — он гордо выпрямил спину. Младшая, Оксана, работает в рекламе, а ее муж Александр — на заводе Артема. Внучка Настя уже окончила университет. Знает английский, немецкий, голландский. Работает в фирме. Внуку Глебу 8 лет. Разбойник, хулиган, бандит, — констатировал он. — Но дедово сердце плавится, — проговорил нежно. — Вот завтра поеду к нему помогать с математикой.
На Цибулько я вниманию не обращаю с его матерщиной
Задачки ему решаете?
— Немного. Он пошел в первый класс. Начал задачки решать: 2+3+4? И все на пальчиках — дыб-дыб-дыб, — пан Юрий показывает на своих пальцах. — Чтобы поднять его уровень, я выдумал: "Глебушка, вот был такой дядя. Фамилия его Ферма. Его нет уже. То он придумал задачку и пообещал тому, кто ее решит, два миллиона фунтов стерлингов. Это большие деньги, — говорю, — машину можно купить". Внук на меня смотрит и: "Дед, а можно я на пальчиках ее решу?" "Глебушка, 300 лет дяди мучаются, решить не могут. Если ты можешь на пальчиках — реши".
Вы можете сказать о себе, что счастливы?
— Я на судьбу не жалуюсь, — он медленно погладил рукой стол. — Все, что нужно, она мне дала. Дети умные, уважают друг друга и нас со?старухой. — Он помолчал. — Что смог — создал. Может, не создал того, что нужно было, но немногие способны в стол писать. Да и кто мог надеяться, что когда-то придут времена, когда это можно будет напечатать? Кажется, все о себе рассказал, — с сожалением констатирует собеседник. — Хотя — нет! Подождите минуту, — бросает он и исчезает в узких коридорах Союза. Через несколько минут возвращается с двумя книгами. — Просмотрите эти рассказы, если будет время, — говорит пан Юрий и скрупулезно расставляет "галочки" шариковой ручкой напротив каких-то своих произведений. — Прочитав это, директор института языкознания три дня заснуть не мог. Возмущался — как на таком моменте можно точку ставить. А вы когда прочитаете, позвоните...
Я спустилась вниз, в гардероб. Он поднялся на второй этаж. И вдруг выглянул с балкончика.
— Подождите минуту. — Мушкетик возвратился на первый этаж и позвал меня. — Я вам одного не сказал, — немного отведя в сторону глаза, проговорил он. — Я всегда придерживался девиза еще из древних Афин: жить надо так, чтобы никто не мог протянуть сквозь тебя черную одежду... И вы, Таня, так живите.
2 
1
Комментарии