Владимир Семистяга убежал из плена
Преподаватель истории Украины из Луганского национального университета и глава областного объединения "Просвіта" 64-летний Владимир Семистяга убежал из плена террористов. 23 июня его похитили возле областного архива.
Встречаемся у Дома профсоюзов в Киеве. Владимир Федорович остановился у сестры. Ищем, где присесть.
— Нужно деревянную скамью, потому что я 55 дней проспал на бетоне. Лечу сердце, плохо вижу, уши простудил, — берется за грудь, ковыляет. Садимся напротив "Макдональдса". Распрямляет ноги в кроссовках. Волосы подстрижены под "еж", короткая бородка. Пожилая женщина предлагает ему купить букет.
— Я просидел 55 дней в тюрьме. У меня ни копейки нет, — громко говорит.
— На вас же не написано, вы такой красивый мужчина, — поникает продавщица.
— "Просвіта" собирала деньги, закупали продовольствие, снаряжение и передавали для наших войск, — рассказывает Владимир Семистяга. — Изготовляли листовки против Путина, обклеивали ими город. 15-летнего сына Арсена с женой я отправил в Ивано-Франковск. Через несколько дней пошел в архив. В 11.00 позвонил незнакомый. Сказал, что он из Ново-Пскова, попросил выйти. На улице мне пистолет в живот, из такси выскакивает автоматчик в камуфляже, вталкивают на заднее сидение.
Привезли в помещение "КГБ Луганской народной республики" в центре города. Первый вопрос: "Как ты, сволочь, сын фронтовика, стал бандеровцем и националистом?". Нас называли украми, нациками, фашистами, потому что "работали с вуйками". В телефоне нашли номера госслужащих, народных депутатов. Я знаю многих дипломатов, я же историк, ездил на научные конференции за границу. А главное — встречался с представителями ОБСЕ. А они для террористов — американские шпионы. Поэтому я для них был шпион мирового масштаба.
21 день держали в камере "обреченных". Били по голове, в грудь ногами, душили, сигареты на мне гасили, одевали противогаз и перекрывали доступ кислорода. Давили морально — ставили к стенке, наводили лазерные прицелы и щелкали автоматом. Потом говорили: "Сволочь подготовленная, не реагирует" и пели гимн России. Спрашивали о государственности, украинском языке и истории. Я в дискуссии не вступал. Они говорили: "Молчит негодяй".
Наклеили мне на лоб листовку "Луганск — это Украина" и заглядывали в камеру каждые 20 минут. Пригрозили, что если сниму — будут бить. У меня болели и голова, и сердце. Я схитрил. Листовку снял, опустил волосы и приклеил сверху.
На украинском языке запрещено было разговаривать. Заявили, что есть только спольщеный русский, а украинского не существует. Часто забывали покормить и вынести парашу — ведро, на которое все ходили в туалет. Правда, дали часть лекарств — сестра передала, потому что знала, что я после инфаркта.
В камере со мной был военнопленный Анатолий Головченко из батальона "Айдар", раненый в бою за поселок Металлист под Луганском. Террористы его истязали, пробили ногу, хотели отрубить пальцы, руки, ноги. Он закованный в кандалы истекал кровью. Военнопленных там буквально убивали.
Все время сидели вдвоем. Через стенку был бокс криминальных преступников: сутенеров, наркоманов, кидал. Среди них я видел своих бывших студентов и работников милиции. Там вообще ужас — 40 человек в камере 7 на 4 метра. Того, кто ногами в двери бил, стреляли на месте.
Через три недели нас с Толиком перевели в подвал. Там сидели две девушки, обоим по 18 лет, члены партии Ляшко. Их били, мы каждую ночь слышали девичий плач.
Террористы — донецкие, луганские, запорожские. Прежде всего граждане Украины, бывшие милиционеры, "Беркут". Но россиян тоже много.
Потом нас бросили в общую камеру к наркоманам и торговцам оружием. Она была без окон, только лампочка. Я читал лекции по истории, археологии, филологии, философии, медицине, литературе. Приходили послушать и террористы. Вопросы задавали. Иногда за это подкармливали, давали банку консервов или бутерброд, шоколад. Пили техническую воду, еда — раз в сутки в 22.00 или 23.00. Намешанный с макаронами борщ мне казался чрезвычайно вкусным. Не мылись 35 дней.
Всем давали сигареты, они курили день и ночь. Для меня это было страшно. Случился второй сердечный приступ.
17 августа у сепаратистов началась паника, не было руководителя. Это был 55-й день моего плена. Я сказал, что меня освободили, и что мы еще с одним мужчиной будем везти продукты. Нам поверили.
Неделю прятался по Луганску. Два последних дня — у себя дома. Мою трехкомнатную квартиру разгромили. Научные труды и статьи уничтожили. Унесли документы, вещи, 50 тысяч гривен, которые собирал на операцию на сердце. У меня нет даже диплома о высшем образовании.
От моего дома дважды в день ехал бусик через фронтовую зону. Я смог выбраться. Приехал в Полтаву. Обходил пенсионные фонды, чтобы возобновить пенсию. Сказали решать свои проблемы где угодно. Никто не может дать справку, что я из оккупированной территории. Нам с семьей негде жить. Где же государство?
2400 заявок на поиск пропавших без вести и пленных в зоне боевых действий зарегистрировали в СБУ. Тысячу человек нашли и освободили.
3 
1
Комментарии