— Сюда столько журналистов приходит, что записываться надо, — улыбается дежурный в санатории "Победа" в Николаеве. Здесь разместили около 50 семей военных 204-й бригады тактической авиации из крымского Бельбека. С третьего этажа спускается 43-летняя Лариса Мамчур, жена командира бригады Юлия Мамчура. На ней голубая спортивка и черные штаны. Волосы аккуратно зачесаны. Предлагает разговаривать в холле.

Во время захвата военной части российскими оккупантами Лариса была рядом с мужем. Когда его похитили 22 марта, отказалась выезжать на материковую Украину. После освобождения Юлия вместе организовывали выведение полка из Крыма.

— За последний месяц столько всего было, что хочется куда-то убежать хотя бы на три дня и выключить мобильный, — говорит Лариса Ивановна.

Слышно, как раз за разом вибрирует телефон. Звонки отклоняет.

— Важнейший вопрос сейчас — где мы будем. Остаемся в Николаеве или нас переводят, — говорит на украинском, иногда переходит на русский. — Около 100 наших военных разместили в казарме. Там были голые стены — ни чайника, ни подушек. Обустроиться помогают местные.

— Можно с вами сфотографироваться? — спрашивает женщина лет 40. С мужем привезли вещи для военных. Лариса соглашается.

— У нас заблокированы крымские карточки — и зарплатные, и помощь на детей. Поэтому делимся всем. У кого лучшая кофта, у кого круче машина и квартира, отошло.

С вами пошли только офицеры?

— И контрактники тоже. Они местные, поэтому на них не рассчитывали. А они оказались очень отважные. Лезли под пули, защищали офицеров. Таких у нас человек 25.

Почему они не перешли на сторону России?

— Люди подходили к Юлию Валерьевичу и спрашивали: за что стоим, нас все бросили. Он отвечал: "Вы присягу кому давали? Народу Украины. Вот и стоим за народ". И весь полк принял эту точку зрения. Когда здесь, в Николаеве, военные ощущают поддержку, начинают понимать, что стояли там не зря.

Вы говорили "мы дали присягу". Считаете, что тоже присягали?

— Офицеры пошли на аэродром с голыми руками против спецназа. Там стояли российские подразделения, которые прошли по три войны в Чечне. Кое-кто возмущался, что Юлий повел людей и они могли погибнуть. Но вы военные. Служба предусматривает, что можете умереть во время конфликта. Юлий говорил: "Лариса, я пушечное мясо". Первыми летят самолеты. И жены офицеров должны быть готовы к этому. За Юлием пошли, потому что ему поверили. Во время штурма люди закрывали его собой от снайперов. Таких мало.

Муж всегда такой рисковый?

— Знала, что может пойти первый. Меня это не удивило. Он не мог сидеть в штабе. Летчики каждый день ходят на работу и не знают, вернутся ли. А в жизни он спокойный, но крепкий. Если решил — так и будет.

Когда его забрали в плен, я говорила, что зря. Его даже мертвым не перетянули бы на российскую сторону. Люди ждали командира. Никто не ушел бы из Крыма, пока он был в плену. Весь полк равнялся на него. Муж выходил грустный — все говорили: что-то случилось. Когда он спокоен и улыбается, люди держатся и стоят. Только я знала, что он чувствовал на самом деле.

В Крыму была война — информационная, языковая, война интересов, за Родину? Чем она стала для вас?

— Для нас это было испытание. Для себя и украинского народа мы эту войну выиграли. Силой духа, без оружия. Каждый, кто приехал сюда, может себя уважать. Мы не ожидали, что сможем так поднять патриотизм. Как оказалось потом, этого очень не хватало. Приезжали израильские корреспонденты. Говорят: вы изменили нас. Мы перестали смотреть на материальные блага как на ценности. Это не случай, это история.

Что было страшнее всего?

— Первые три дня. Непонятная ситуация, никто в мире об этом не знал, журналистов россияне не пускали. Мы в вакууме. Что происходит? Почему у себя дома проснулись врагами? Детей отправили, а жены остались. Сказали, если умирать, то вместе с мужьями. На четвертый день женщины в общежитии наплакались и вечером вышли к воротам военной части. Поставили палатку и дежурили. Штурма ждали каждые полчаса.

Ночью приехали чеченские подразделения, журналист сказал: им все равно, по кому стрелять. Мы стоим и держимся за руки с девочками. Страшно. До последнего не знали, как оно закончится.

Есть люди, в которых вы разочаровались?

— Соседи, кумовья, друзья, коллеги по работе, родные люди, которые стояли с другой стороны забора и кричали россиянам: взрывайте их, ставьте растяжки, бросайте гранаты! Отвернулись почти все. Называли фашистами, бандеровцами, крыли матами. У нас человек 40 — коренные россияне. Всем предлагали зарплаты в 30 тысяч гривен, повышение по службе и квартиры. А они отказались. Их родители проклинают. Так что говорить о друзьях.

Что изменилось в жизни вашей семьи?

— Люди на улице Юлия узнают, просят сфотографироваться.

Это сложно — следовать везде за мужем?

— Переезжать на новое место психологически тяжело. Вместе легче. Мы в первую очередь друзья. Он может со мной говорить откровенно о чем угодно.

Сожалеете о Крыме?

— Сожалею, что Крым стал другой. Севастополь после этих событий для нас умер.

Мечтают о доме за городом

Лариса и Юлий Мамчуры познакомились в городе Умань на Черкасчине. Оба местные. Лариса работала бухгалтером, Юлий — летчиком-инструктором в военной части. Год встречались. После свадьбы девять лет жили в Житомире. Потом переехали в Крым.

У них есть 24-летняя дочь Дарья. Она с мужем и 4-летней Полиной переехала в Винницу. Дарья перевелась в Винницкий медуниверситет из Севастопольского. Зять военный, служил на Бельбеке.

— Мечтаем о доме за городом. У мужа был в Родниковке дом (село в Уманском районе. — "ГПУ"). Сожалеет о нем, — рассказывает Лариса Мамчур. — В Бельбеке летом мужа не видела. От Пасхи и до осени следил за литерными рейсами. То Янукович прилетал на свой день рождения, то 150 рейсов с его гостями, то саммит в Ялте, то празднование дня Севастополя. Не могу смотреть, как он летает. Всегда кажется, что самолет падает. После полетов звонит мне: "Лариса, я жив-здоров, отлетал". Это традиция.

×