"Мне эту ночь снилось, что у меня такие косы красивые. Это к гостям", — приглаживает себя по голове104-летняя Татьяна Кутишенко, жительница села Калиновка Коростенского района Житомирщины. С мужем — 99-летним Иваном они прожили в браке 80 лет.

Дом у Кутишенко деревянный с голубыми окнами, стоит под лесом. Рыжий пес скулит на чужих. Иван Павлович сидит на печи, свесив ноги в латаных штанах. Глаза закрыты — ослеп два года назад.

— Слезай, дед, с печи, — зовет его жена. — Он хорошо слышит. А я и плохо слышу, и вижу все как в тумане. Серо мне в доме.

Татьяна Яковлевна в чистой одежде, на ногах вязаные носки. Иван Павлович садится рядом с ней на кровати. Около печи управляется с чугунами одетая в белый платок младшая дочь — Нила, 61 год. Она никогда не была замужем, жила с родителями.

— Не снимайте обезьяну, — отворачивается от фотоаппарата. 62-летняя Ольга, которая приехала с мужем напили ть дров, замечает:

— У родителей нас пятеро: Володя, 78 лет, в райцентре живет. Там и Миша, ему 64, и я. 69-летний Коля — москвич. Он военный, за руку с Путиным здоровае тся. Сколько внуков? Ой, посмотрите в областной газете.

В газете написано, что у Кутишенко семь внуков, 10 правнуков и два праправнука.

— Вышла за Ивана замуж, потому что ходил вокруг, поэтому и понаравився, — вспоминает Татьяна Яковлевна. — Молодой был и красивый, это сейчас примятый. Он ловчее меня. Я уже ничего не делаю, только лук летом выходила дергала. Все дочь готовит. Я ем только готовое из миски. Зуб о дин остался, так жую им все.

Сын военный, за руку с Путиным здоровае тся

— Что ж ты сваришь, если все дорогое, — вставляет слово хозяин. Все смеются.

Интересуюсь, почему женился на женщине, старшей от себя?

— Понаравилась, потому что редко умывалась и рябая была, хе-хе, - смеется беззубым ртом. — Красивая была, конечно. Она гопки танцевала. А коса какая!

— Свадьба у нас была буйная, — продолжает хозяйка.

— Отец и кабана заколол, и быка зарезал. Родни наехало! Платье белое швея пошила. После моему отцу сказали: у тебя две дороги — в колхоз или на высылку. Пошел в колхоз силком. Два дома были, дубовые полати — забрали в колхоз. Я пошла к мужу жить. Он кулак назывался. Отобрали все: и одежду мою, и корову, что отец на приданое дал. А Ивана забрали в Коростень. В допер посадили. Так он сбежал до вечера. Завербовывался в Харьков. Пять год там был, — кладет мужу руку на колено. — Ты глаза открой.

— А что, закрытые были? — раскрывает синие глаза.

— Вы ревновали жену?

— Э, было всякого, и брыкал, и ревновал. Я ее ущипну, она меня кулакам ударит, — смеется.

— Нет, не бил, не матерился и не курил. Водку, как готовую давали, то пил. Но не напивался. Там, — машет в угол на буфет, — стоит буты лка. Он ее никогда не зацепил. В войну его забрали, а я осталась. Перед Пречистой немец село окружил. Вывез всех людей за Коростень и три дня держал нас в кошаре. Дед был в пле ну. Рассказывай, — толкает мужа. — Молчит, старый пенек. В Виннице в лагере был. А тогда сбежал, переоделся в женскую одежду.

— Чтобы документы не сгорели в доме, был бы я в большом почете, — оживает Иван Павлович.

— У деда сгорели все документы, что он воевал, — рассказывает зять, 63-летний Григорий. — Сын — тот, что в Москве, — добивался, но ничего не вышло. Сказали, ищите свидетеля, с которым шел на фронт. Где его возьмешь, если все поумирали? Поэтому и получает пенсию участника войни, даже боевых действий не имеет.

Иван Павлович идет ощупью по стенам в туалет на улицу. Возвращаясь, спрашивает, нет ли в доме конфет?

Жена шуршит пакетом на припечке:

— Открывай рот, мой скворец, — закидывает конфету ему в раскрытый рот.

— Думали к себе кого-то одного взять в город, — говорит Ольга, — кто согласится. Сказали: нет, только вдвоем, по одному зачахнем.

×