"С генералом Григоренко я познакомился в 1965 году. У него действительно был какой-то генеральский дух. У него был внутренний авторитет, ему подчинялись, не подчиняясь", — говорит 68-летний Леонид Плющ со сцены столичного Дома учителя. Здесь проходит вечер, посвященный 100-летию со дня рождения советского генерала-правозащитника Петра Григоренко.

В Украину Леонид Плющ приехал из Франции. Там он живет с 1976 года, как только освободился из советской психиатрической больницы. На принудительное лечение он попал после ареста КГБ в 1972-м. На защиту диссидента стала французская общественность. Плюща освободили и позволили выехать из СССР.

Прихрамывая, Леонид Плющ спускается со сцены. Он в черном джемпере, из-под которого виден воротник белой рубашки. Разговариваем в кулуарах Дома учителя. Вокруг постоянно появляются люди, жмут Леониду Ивановичу руку, переговариваются с ним.

Как вам живется во Франции?

— Раньше мы жили в Париже, в профессорском районе, — рассказывает он. — Сын живет отдельно, занимается переводами с украинского на французский. А мы с женой Татьяной сбежали из Парижа. Живем в маленьком горном местечке, можно сказать, селе.

Чем занимаетесь?

— Мемуары я дважды написал. Поэтому занимаюсь литературоведением. Перевожу.

Утверждает, что во Франции чувствует себя уже как дома.

— Помогаю с переводами стихов Ивану Миньйо. Именно Ивану, — отмечает. — Это свидетельство, что он происходит из коммунистической семьи.

Кстати, французская компартия беспокоилась о вашем освобождении.

— Нет, это преувеличение, — отрицает он. — Математики, психиатры, другие научные работники подняли французские профсоюзы. Те нажали на Жоржа Марше (генсек ФКП. — " ГПУ"). Он несколько слов сказал, и только. Его заставили. Марше разыгрывал карту еврокоммунизма, ему это было нужно. Мы с семьей хотели в Канаду, потому что там много украинцев. Но английский психиатр, который защищал меня, сказал: для вашего освобождения больше всего сделала Франция. И видимо, вам там легче будет. Франция в каком-то смысле моя страна.

В вас тоже чувствуется какая-то французская легкость.

— Моя жена так не думает, — улыбается он. — По французским меркам мы живем на грани бедности. Но нам этого хватает. У нас нет финтифлюшек. Есть пенсии французские. Плюс есть специальные кассы по помощи. У нас двухэтажный дом. Я неплохо заработал на книге "На карнавале истории" (переиздана во многих странах. — ГПУ). Ну и украинская диаспора помогла.

Рассказывает о своем сельском подворье.

— У нас много всяческой живности, — улыбается. — Нет, курей-гусей нет. Но есть черепахи. А в доме живет паук-птицеед.

Своей страстью называет сбор грибов. Их много в горных лесах.

Математики не разбираются в автомобилях

Собственной машины, говорит Плющ, у них нет, и вряд ли будет.

— Я — технический идиот. Ну и что, что математик? Математика — это не техника, — объясняет. — Математики обычно не разбираются в автомобилях. В российском правозащитном движении было много математиков, химиков, физиков. А в украинском – больше гуманитариев. Потому что это была борьба за сохранение культуры, языка. Как математик, сначала не понимал, почему это важно. Приходил к этому постепенно.

Вы сидели в психушке. Там тяжелее, чем на зоне?

— В послесталинские годы считалось, что психушка — это страшнее, чем лагерь. Тебя уничтожают как человека. Я сидел в Днепропетровской спецбольнице. Она была самой страшной в Советском Союзе.

Кто еще с вами там был?

— Плахотнюк, Василь Рубан, — перечисляет Плющ. — Павло Скочок был, но я его не видел.

Он перерывается, прощаясь за руку с немолодым человеком. Извиняется и продолжает.

— В заключении находился один парень, который в армии ударился головой. У него была так называемая э холали я. К нему специально подходили, что-то говорили на ухо. А он повторял конец этого слова. Например, пел песню. — Леонид Иванович задумывается. — Забыл сейчас ее... Повторял только последние строки. А потом начинал хохотать. И все вокруг тоже. Как-то и я рассмеялся...

— Пан Леонид, всего доброго! Очень рад был увидеться с вами, — к Плюща протискивае тся академик Богдан Гаврилишин. После короткого разговора жмут друг другу руки.

— Это была не только интеллектуальная, но и моральная деградация, — продолжает Плющ. — Когда видишь все эти муки вокруг, это довольно страшно.

Из зала выходят люди. Леонид Плющ идет за вещами.

— Знал ли Василя Стуса? — переспрашивает.— Да, но не близко. Он был молчалив, — вспоминает. — Ближе мне был Иван Свитличный. Он имел на меня большое влияние.

Его тесным кругом обступают люди. Журналисты просят ви зитку. Говорит, что у него нет. Кому-то дает свой электронный адрес. Слово "э -мейл" произносит с мягким знаком, на французский мане р.

— Леничка, будь здоров! — выкрикивает какая-то женщина. — Сто лет тебя не видела. А где Татьяна?

— Она больна, — говорит Плющ. Объясняет, что жена приехала из Франции вместе с ним. Но из-за насморка не пришла на вечер.

Возвращаться в Украину не думаете?

— Ой, это сложный вопрос, — вздыхает он. — Потому что и работа теперь там, и жилье.

1939, 26 апреля — Леонид Плющ родился в г. Нарин в Киргизии в семье рабочих
1959 — женился на Татьяне
1962 — закончил мехмат Киевского университета
1968 — уволили из Института кибернетики
1972 — арестовали за правозащитную деятельность
1973 — узник Днепропетровской психушки
1976  — выехал во Францию, написал автобиографичную книгу "На карнавале истории"

×