Маленькой хрупкой Ли Ичжен скоро исполнится 25 лет. Пять из них она прожила в Киеве. За родиной грустит, но возвращаться не хочет. Я спросила, как она вообще оказалась здесь.
— Потому, что я очень верю у Бога. И в судьбу, — ответила Ли.
Семья девушки живет в городке Ханьтан неподалеку от Пекина. Кроме Ли, в семье еще растут младшие брат и сестра. Родители — 53-летний Ли Мин и 55-летняя Куи Лян — врачи. А дядя Чон Ли, 56 лет, работает журналистом. Нравилась эта профессия и Ли Ичжен. Но она не захотела работать и учиться в Пекине. Мечтала о загранице. Родители узнали, что есть возможность отправить дочь вместе с группой абитуриентов в Киев.
— Когда ехала, понимала, что отныне у меня начинается новая жизнь. Я всю ее посвящу разоблачению репрессий против людей, практикующих Фалуньгун.
Фалуньгун — это своеобразная религия, культ, образ жизни. Главная цель — жить по принципам Истины, Доброты и Терпения. Но 1999 году в Китае начались репрессии против тех, кто его практикует.
— Ты не представляешь, что там творилось. Людей били просто на улицах, забирали в тюрьмы, истязали... Я приехала в Украину, чтобы исследовать это все. И рассказывать миру, чтобы люди помогли остановить репрессии. В Китае это невозможно, т.к. нет свободы слова.
Как родителям живется сейчас? — пытаюсь переключить Ли на более приятную тему.
— Нормально. Они имеют частный дом в четырех часах езды от Пекина. Папа владеет больницей. Когда я переехала в Украину, получала много денег от родителей — четыре-шесть тысяч долларов в год. Но больше не хочу, ищу работу, — с ударением на первом слоге сказала Ли, — чтобы быть самостоятельной.
Такое невозможно есть — масло, кефир, молоко... Ужасно
Какое твое первое впечатление от Украины?
— О, было очень тяжело! Я первый год учила только русский язык. Пришла на журналистику, ректор мне что-то говорит, а я только глазами бум-бум, —рассказывает Ли. — Отправил украинский учить, поэтому я еще год занималась. А уже потом взяли в институт журналистики. Я жила тогда в общежитии. Впечатление нормальное, но ожидала большего. Поскольку в Китае я... — запнулась, — никогда не было проблем — поесть, попить, одеться. Первый год я не могла привыкнуть... Такое не могу есть, невозможно: масло, кефир, молоко... Ужасно. И вилкой...
— Не могла ею в рот попасть. Первые месяцы пила только суп, суп и суп, — расхохоталась девушка. — В Китае таких продуктов, как у вас, не едят. Там рис, фрукты дешевые. А у вас так дорого! Мне украинские друзья как раз сейчас подарили две пары палочек, а я не смогла ими есть. Отвыкла!
Ты хоть дома за эти годы была?
—Да, два раза. Когда самолет опускался на аэродром, я заплакала. А первое впечатление от родины — жара. И желание: назад в самолет и — в Киев.
Как ты развлекаешься здесь?
— Ем в китайском ресторане, — совершенно серьезно ответила Ли Ичжен. — А если каникулы — еду по разным городам. Люблю на Крещатике гулять. Но денег не очень на развлечения трачу.
Отец много зарабатывает?
— Зависит от операций. Где-то тысячу долларов в месяц. А вот мамина семья богатая была. Она раньше, до революции, имела свои хоры...
Коллективы музыкальные? — переспрашиваю.
—Да нет, — отмахивается Ли. — Ну хоры. Как у вас Карпаты. Большие хоры, с золотыми рудами. Все государство отобрало. Папа там с ней и познакомился. Он сам из Севера, в армии служил на юге Китая.
А у тебе есть парень?
— В Китае нельзя было! — замахала на меня руками собеседница. — Это не морально! Родители бы мне такого не позволили. Немного встречалась с китайским парнем, с которым ехала в автобусе в Украину. Но долго не смогла. Он хитрый очень. Когда я от него ушла, он мне сказал, что делал мне плохо — обманывал меня с другой девушкой.
Он обманывал меня с другой девушкой
Наши ребята лучше?
— Да, очень! — восторженно ответила Ли. — Я на выставке одной увидела парня. Он играл на гитаре и так красиво пел... Нас общий друг познакомил. Ему 27 лет, звать Виктор. Потом в той квартире, где он живет, я одну комнату занимала...
Так вы живете в гражданском браке?
— Это не морально, как так можно! —застеснялась китаянка. — Мы друзья. Но я очень прямая и честная, поэтому сказала, что я его люблю. А он все молчит. Сдержанный очень. Не знаю, любит ли он меня... У нас сейчас совместный проект. Как-то утром он вышел на кухню, а я там сидела и пела песню, которую сама написала. Ему очень понравилось. Он сделал аранжировку, и мы скоро запишем ее в студии.
Я попросила девушку запеть. Вполголоса Ли начала напевать очень мелодичную, медленную, романтическую вещь. Характерную для китайских мотивов — без полутонов.
Это о любви?
— Нет. Это — о репрессиях над практикующими Фалуньгун.
В конце я предложила сделать совместное фото. Ли Ичжен выровняла спинку и замерла, словно снимается на паспорт.
Да расслабься ты. Давай покажем друг другу язык!
— Мама мне говорила, что это очень невежливо и некрасиво, — по-детски прошептала она мне на ухо, но кончик языка все же показала.
На прощание Ли деловито пожала руку, дала мне несколько газет о репрессиях в Китае и сказала, чтобы я их обязательно прочитала.
Комментарии