— Мне 25 лет, а видел больше, чем кое-кто в 70, — говорит Алексей Коломиец из Ровно. — Впервые с ребятами приехал на Майдан в Киев 1 декабря после избиения студентов. Но тогда еще никто в людей не стрелял. Постояли неделю и домой вернулись. После смертей 22 января мама в Киев меня не пускала. Когда 18 февраля опять начали по людям стрелять, я взял две кофточки, запасные штаны и белье, сел в автобус и отправился в столицу. Когда полдороги проехал, маме сознался.
Кудрявый, в левом ухе у него сережка-трезуб. Такой же значок нацепил на черный рюкзак. Из термоса допивает утренний кофе. Из Киева вернулся 23 февраля.
— Не понимаю тех, кто фотографируется на баррикадах и выставляет фото в соцсети. Ты пойди побудь там, когда снайперы стреляют, когда гранатами руки и ноги отрывает. Когда 20 февраля я приехал на Майдан, была пол-девятого. Трое ребят фотографировались возле баррикады, а когда стали стрелять и их попросили встать в сотню, они попрятались, кинулись убегать. Я остался. Просились еще две женщины, которым за 40. Не взяли, но они все равно на передовую коктейли Молотова подносили. А потом началась война. Люди падали один за другим. Никогда не забуду этот запах смерти.
Показалось, что ничего тяжелее в жизни не носил, чем тело человека. Никому еще глаза не закрывал, а тут пятое тело несу. Тянем еще теплого парня, с головы капает кровь. Мне показалось, что он шевелится, зову врача. Тот пульс щупает и кричит: в морг! Укладываем умерших, а у меня руки-ноги трясутся. Целились снайпера случайно. На месте каждого из убитых мог быть любой. За мной стоял парень. Нашел под ногами не взорвавшуюся гранату. Махнул рукой сотнику. Это были последние секунды его жизни. Он упал. Снайпер, вероятно, подумал, что он чем-то на "Беркут" замахивается, и попал ему в шею.
Со сцены кто-то кричит: "Вперед!". Четверо ребят рванули за баррикаду по Институтской, чтобы тела погибших вынести. Двум по груди пальнули, и бронежилеты не спасли. Честно, боялся, но выскочил и начал тянуть тело. Боялся, что те гады сожгут, чтобы доказательства убрать. Нельзя побратимов, как собак, оставлять. Понял, чтобы перебороть в себе страх, нужно сделать то, чего боишься. А потом было еще тяжелее между телами ходить. Машин не хватало, чтобы их в морг отвезти. Двух убитых ребят из моей сотни я знал день. Не мог поверить, что на моих глазах убили тех, кому даже 20 не было. Жить с этим до сих пор трудно. В их смерти чувствую свою вину. Им стреляли в шею, голову, грудь, а на мне несколько царапин.
За день на Майдане я повзрослел на 20 лет. Не был и не планировал идти в армию, оружие видел только в музее, а в мирное время попал на войну. После того кровавого утра я даже боевики смотреть не могу. По-другому посмотрел на украинских женщин. С тремя вместе разбирали мостовую. Набралось полмешка. Девушка 19 лет говорит мне: "Подайте мне на спину, я поднесу на передовую". Говорю: да куда же вам нести, оно тяжелое. Сам себе на спину забросить не смог. Еле поволок тот мешок.
Коломиец работает помощником программиста. В случае мобилизации планирует уволиться с работы и войти в ряды Национальной гвардии.
1 
1
Комментарии
1