Когда уходит из жизни поэт, он оставляет другим мир образов, и они живут дальше, адресованные всем. 10 августа - день рождения поэта Романа Лубкивского. В этом году ему исполнилось бы 76. Но два года живет уже только мир его образов.
Роман Лубкивский - личность, известная во многих ипостасях: поэт, переводчик, литературный критик, общественный деятель. А еще - дружелюбный человек, интересный собеседник с тонким чувством юмора, легкой иронии, которая, однако, никогда не переходила той грани, где начинается пренебрежение к кому-то или обида кого-то.
О творчестве Романа Лубкивского написано много, перечислены его должности и регалии, творческие и политические инициативы. Но были в его натуре черты, которые известны только близким ему людям. Было то, что не выставлялось напоказ, а жило где-то в глубине души и только изредка прорывалось наружу. Мы были близкими друзьями в годы жизненной и литературной молодости поэта. И в памяти сохранились детали, которые хотя и не имеют большого значения для характеристики его как поэта, и все же без них его поэзия была бы, наверное, немного другой.
В изданном во Львове в позапрошлом году сборнике Лубкивского "Ключевые слова" - последнем прижизненном - помещена фотография, где в руке вместо пера, то есть шариковой ручки, он держит стебель папоротника, пряча в поседевших усах загадочную улыбку. О чем говорит такая деталь? О том, что поэт любит природу? Вспоминаю эпизод далеких юношеских лет, когда Ромка Лубкивский, еще сам тоненький, как стебель, любил дарить девушкам, которые поступали во Львовский университет им. Ивана Франко, букетики цветов.
А как-то осенью написал письмо нравившейся ему девушке на кленовом листе и наклеил на него марку. И - представьте себе - этот лист дошел до адресата. Только на почте кто-то из сортировщиков с лирической душой переложил его в конверт и заново запечатал. Не прочитывается ли в этом что-то тычиновское, что-то антонычевское, хоть об Антоныче молодой Лубкивский еще и не знал? Но глубоко внутренне воспринимал и радость весеннего буйства природы, и печаль ее осеннего увядания.
— Калиновий мосте, ¬зелена гілко…
— За чим, юначе, бануєш ¬гірко?
— Так мені тужно, так мені банно —
Зела багато на пні зрубано
Гіркою долею, і роками,
І окривавленими руками…
Можно ли было тогда точнее передать ощущение нашей истории, чем этими образами природы, наполненными печалью украинских народных песен. Но, в конечном итоге, и теперь они волнуют не меньше, вызывая новые ассоциации.
Роман Лубкивский в последние годы жизни не мог похвастаться крепким здоровьем, хотя и пытался не показывать этого. Но иногда, когда встречались в университете, просил меня спуститься вниз.
Однако старался победить себя и - который раз - поехать по шашкевичевским местам, для популяризации имени и творчества которого, как и еще одного замалчиваемого поэта - Богдана-Игоря Антоныча - сделал так много. Может, потому образ стебля папоротника в его руках на фотографии в прощальном сборнике поэта говорит сегодня больше, чем эпизод пребывания в своем дачном гнезде, которое Роман Лубкивский так любил и где ему хорошо писалось. Он воспринимается глубже и символичнее, когда сам поэт уже "під папороті квітом" (одолжим этот образ у Антоныча), как символ самой поэзии, неразрывной связи человека с природой, с вечностью.
Ой, не журися життям
калини:
Та ж пісня лине,
та ж пісня лине,
Бо кожна гілочка,
то сопілочка,
Кожен листочок — зелен
місточок,
Через негоди, через боріння
Від покоління
До покоління.
Как то письмо на кленовом листе, которое непременно дойдет до своего адресата.














Комментарии