36?-летний Олег Петрович из?-под Владимира-Волынского — невысокий мужчина в старом тулупе, шапке-?горшочке, с черной синтетической сумкой. Переминается с ноги на ногу возле фонда "Украина-3000".
— Такой ветер, а внутрь не пускают, — кивает на двери вишневого цвета, — не приемное время. Второй раз сюда прихожу... — натягивает шапку на уши. — Жена у меня умерла от туберкулеза. Дети с ней были в контакте. Теперь им нужно питание хорошее, а где денег взять?
Детей у него пятеро.
— Старшая, Лиля, со всеми управляется. Она и глядит их, и есть готовит. Каши варим, борщи, картошку жарим... Но что они видят? — пожимает плечами. — Вот, думаю, встречусь с Екатериной Чумаченко или с Юлией Тимошенко, попрошу у них корову! — куражась, он махнул кулаком и едва не упустил сумку. — Была бы корова, подоил — и детям молоко есть. Поросенка можно было бы купить, — добавляет мечтательно, — молочком его подкармливать... Еще трактор попрошу. Сена бы подвез, огород вспахал — и и есть какая?-то копеечка.
— Думаете, дадут? — спрашиваю.
— Кто не стучит, тому не отворяют, — наклоняет голову Олег. — Дал же мне Виктор Андреевич дом в 2004 году! Тогда в августе я к нему на прием приезжал. Он еще председателем фракции был в парламенте. Дал гуманитарку: обувь, колготы, курточки, кофточки. Ну, оно все ношеное... И просьбу мою рассмотрел. Написал волынскому губернатору, чтобы помогли. И помогли! — выкрикивает. — Выделили деньги — шесть с половиной тысяч долларов. Я купил дом, в нем и живем. Весь в хозяйстве, потому что за детьми нужно же и постирать, и наготовить. А деньги зарабатывать никому.
Раньше, когда еще жена была, ездил на заработки, на неделю? – две, —помолчал немного и продолжил: — Вот тогда Любе моей и наворожили, по-?видимому. Я понял, что она долго не будет жить, еще когда венчались. Она тогда наклонилась и держала свечу вот так, — показывая, подался вперед. — И слева у нее сгорела фата, — Олег отвел глаза. — Сама виновата: в церковь нужно было чаще ходить. Я ее потом по бабкам возил-возил... Намучались с врачами. В Луцк ездили. Родители Любины помогать не захотели. Поздно я из Польши вернулся, — вздыхает.
— А кем там работали?
— Я там "завчухом" был.
Из фонда выбегает женщина в пальто и черной шляпе.
— Успехов вам. Может, добьетесь, — бросает Петровичу и бежит дальше. Тот с благодарностью смотрит ей вслед.
— Заведовал чужим хозяйством, — продолжает. — В 2002 году гривен 150 за две недели привозил. Но это от хорошего хозяина. Потому что к одному как попал, так и денег мне не захотелось... Да он и не дал, сказал: что съел — то твое. А другой 25 коров держал, 7 свиней, 11 бычков, — и добавляет гордо: — На меня все оставлял. Даже бабку и четверо детей. Позвал раз и говорит: "Дай ми то вертарке!" — дрель по?-ихнему. Я ответил, что не видел. А он: "А?а, нє єстешь злодзеем..." — в смысле ты не вор, потому что даже не знаешь, где дрель лежит.
Да я много поездил, — хвалится. — В 88?-м служил в Восточной Германии.
Был там и когда разбирали Берлинскую стену, — шофером во взводе материального обеспечения, в Магдебурге. Имел "Дизель" и ездил на нем по Германии. Как?-то едем мы с одним старшим прапорщиком, кировоградцем, — а тут стену разбирают. Ё-моё! Широкая такая, — растягивает руки насколько можно. — А по ней — проволока. Немцы бьют ее ломами, ломами — аж дрожит. — Мы тоже подошли — кирпичи потаскали...
Мы тоже подошли — кирпичи потаскали
— С кем сейчас дети остались?
— Двух младших на чужих оставил... — хмурится. — Трое старших неделю тому назад в санатории были в Згоранах — фтизиатр помогла с путевкой. Там и лечились, и учились. Но баба одна из опекунского совета подбила какого-то мужчину, и он забрал детей в Рожище, в приют. У меня никто не спросил даже, понимаете? Алкоголиком сделали. Это все теща... —процедил свирепо. — Как Люба болела, она говорила: "Лучше бы ты у меня в брюхе пропала". А теперь ей внуки нужны! В интернат отдать хочет. На себя опекунство оформить и деньги получать. А какая гарантия, что там дети будут накормлены и одеты?
— Будете просить, чтобы детей с вами оставили?
— Да нет! Я пока только про корову и трактор, — кривится.
Он наклоняется к сумке и вынимает оттуда письма от Ющенко двухлетней давности. Огрубевшими пальцами разворачивает пожелтевшую бумагу.
— О — видите! — деликатно расправляет ее на ветру, а затем так же бережно складывает и прячет назад. — Здесь у меня и станок, и "Арко" — в дороге бреюсь, — встряхивает сумку. — В Киеве ночевал на вокзале. У меня и знакомые есть, но кому я нужен здесь? Сегодня сходил в Верховную Раду и в приемную к президенту, — объясняет. — Сказали, что нужно в Луцк ехать — там бумаги писать. Да сколько же я кататься буду? — притопывает. — Сейчас зима. Нужно дров нарубить. Поеду я, наверное, забирать детей...
2 
1
Комментарии