Иван Вовк побывал на собственной могиле

У 87-летнего Ивана Вовка из города Миргород на Полтавщине в немецком городе Зингене есть собственная могила. Заходим во двор Ивана Афанасьевича.

- Только подоил Белку, - показывает на козу. - Подождите. Поставлю молоко в холодильник.

Дом старый, обложенный кирпичом. Около порога стоит ржавый "запорожец" без колес.

- Верой и правдой долго мне служил. Все никак не соберусь сдать на металлолом, - объясняет. - Да вы проходите. Извините за беспорядок. Жена Анастасия умерла, сам уже 24 года живу. Вырастили с ней двух сыновей, уже и правнуки есть.

Комната небольшая, перегорожена плитой ДВП на две половины. Около стены металлическая этажерка, на которой несколько газет и брошюра "Ослиный интеллект". На столе 3-литровая банка переброженного березового сока.

- В начале 1990-х приехали немцы из Зингена. Зашли ко мне во двор. Через переводчика говорят: "Ищем родственников умершего в Германии Ивана Вовка. Можно увидеть кого-то из его родни?" - вспоминает. - Я аж оторопел, говорю: "Как это умершего? Я вот, жив-живехонек". Только через полвека узнал, что немцы считают меня давно умершим. Даже крест поставили на кладбище. Оказалось, по документам я числюсь убитым во время налета английской авиации на завод, где работал. Пригласили в Германию. Побывал на собственной могиле. На ней пластиковый крест с моим именем и фамилией. Было немного жутко. Вспомнил завод, адский труд, надзирателей. Возложил цветы на собственную могилу.

Иван Афанасьевич закончил 10 классов. Утром после выпускного началась война. Через несколько дней ему и отцу принесли повестку из военкомата. Старших мужчин сразу отправили на фронт. Младшим дали оружие и приказали следить за порядком в городе.

- Через несколько месяцев объявили, что немцы в Миргороде, - продолжает Иван Афанасьевич. - Выдали теплую одежду. Меня и еще нескольких направили в партизаны. Я забежал домой, говорю: "Прощай, мама, прощайте, пороги, где ходили мои ноги".

Ивана в 1942-ом хотели расстрелять полицаи. Но немцы вывезли на принудительные работы. Год работал на металлургическом заводе в городе Зингене.

- Труд адский. Работать приходилось с пяти вечера и до восьми утра. А жара такая, что аж страшно. Давали по 150 граммов хлеба и похлебку. Мы опухшие ходили. Видят, что с тебя толку не будет, направляли в душегубку. Двоих из Миргорода сожгли. Ходили в серых робах и деревянных колодках. Личный номер был 5242. В столовой встал в очередь второй раз, подбежал немец. Выбил ногой миску. Горячим залил лицо. Решил бежать. Раз налетели бомбардировщики. Все надзиратели по ямам попрятались. Я с другом Петром Корбутом сбежал с завода.

Несколько дней они блуждали. Попали в Швейцарию в лагерь для беженцев. Подрабатывали на лесозаготовках, взрывчаткой корчевали пни.

- Мог остаться в Швейцарии, но хотелось домой. Случился аппендицит. Вызвали "скорую". Привязалась ко мне санитарочка, звали Аня, дочь местного офицера. Постоянно мне: "Иван, оставайся в Швейцарии. Все у нас будет хорошо". Но я хотел в Украину. Нас, кто хотел вернуться, погрузили в вагоны и отправили в Марсель. Оттуда в Палермо. Там 700 человек погрузились на теплоход, чтобы везти в Одессу. Потом объявили: "Плывем в Африку. Турки не пропускают через Дарданеллы".

В Африке жил больше трех месяцев.

- Их женщины ходили все в парандже, - вспоминает Иван Афанасьевич. - Идет такая по улице, а мы навстречу. Оглянется вокруг, если нет поблизости никого, поднимет паранджу, покажет лицо и улыбается нам. Многие наши остались в Африке, женились на местных. В марте 1944-го привезли нас в Одессу. Сразу же на допросы, где был, что делал. Отправили в Башкирию в запасную дивизию. Оттуда во Владивосток воевать с Японией. Пока довезли, Америка бросила на нее атомную бомбу. Война там закончилась. Направили меня служить на ледокол "Давыдов". Домой вернулся только летом 1947-го.

Устроился водителем на автобус в Миргородском автотранспортном предприятии. Проработал там 28 лет. С женой Анастасией познакомился, когда после войны пришел в ателье шить костюм. Она была швеей. С тех пор не расставались до ее смерти.

×