В Париже спорили о Гоголе

 

Два столетия назад Наполеон Бонапарт учредил в Париже Национальный институт восточных языков и культур. Французская империя в его времена разрасталась, модернизировалась и все ощутимее нуждалась в профессиональных китаистах, русистах, арабистах, индологах — для дипломатической и всякой иной службы.

Украинистики там, конечно, не было. Поскольку и страны такой не существовало на политических, а следовательно, и ментальных картах мира. В 1991 году, однако, ее контуры проступили на европейских картах, как давние надписи из-под многих слоев краски. А еще за тринадцать лет эти контуры замерцали, кажется, и в европейских головах.

Несколько таких голов нашлось и в упомянутом институте, где их организационные усилия увенчались конференцией на украинскую тематику. А, дабы не была для французов слишком экзотичной, ее посвятили фигуре более-менее известного им российского писателя Гоголя, который, оказывается, был еще и украинцем.

Поэтому именно вокруг двойной идентичности Гоголя, его влияния на современное российское и украинское сознание и места в прежних и нынешних украинско-российских идеологических баталиях велись основные дискуссии на конференции. В конце кто-то из публики признал, что взгляд украинских исследователей на все эти проблемы чрезвычайно интересен, но хорошо было бы услышать еще и мнение их российских коллег. Украинцы полушутя ответили, что мнение российских коллег было прекрасно представлено на конференции коллегами французскими — на что те кисловато улыбнулись, почувствовав, очевидно, сомнительность украинского комплимента.

Однако рано они грустили, а украинцы радовались. Стоило научным диспутам плавно перейти в завершающий конференцию фуршет, как в центре стола очутился упитанный юнец с громовым голосом, которого кто-то представил как величайшего актера — " из самого Петербурга!".  На радость собравшимся юнец взялся читать фрагмент из "Тараса Бульбы" — понятно, из второй редакции, которая не раз и не два упоминалась на конференции как образец гоголе вського сползания в имперский маразм, со всеми пре ле стями православи я, самоде ржави я и народности. Актер читал с фальшивым пафосом эпохи развитого социализма — что-то среднее между Тихоновым, озвучивающим "Малую землю" Брежнева, и Левитаном, объявляющим очередную сводку Совинформбюро.

Актер наращивал пафос, а публику охватывал истерический смех

Художественная самодеятельность длилась добрых полчаса, на протяжении которых Тарас Бульба успел не только убить своего сына-предателя, но и смог помучить с казаками бесчисленное количество всяческой шляхты, разграбить самые лучшие и богатые замки, повыливать зачем-то на землю вековой мед-вино, изрубить и сжечь дорогие сукна, надругаться над пакостными бе логруды ми паненками — прямо на алтарях, а потом поджечь их для более полного триумфа православной веры и пошвырять в тот огонь кляты х католических младенцев, проткнув ши их предварительно копьями. И умереть в конечном итоге и сам после всех этих героических деяний под лядскими пытками, предвестив победу "белого царя" над всем миром. Присутствующие вяло аплодировали и смущенно переглядывались, как гости, которых благожелательный хозяин вынудил слушать затяжные и непутевые вариации на пианино своего сына-вундеркинда.

Настоящим триумфом Гоголя стал, однако, неформальный прием у французского экс-посла, где появился тот же актер с несколькими российскими приятелями.

И пока собравшиеся наслаждались хорошим вином и непринужденными разговорами, русские братья прико нчили несколько бутылок виски и коньяка, неосмотрительно выставленных хозяином, и пригласили актера опять что-то прочитать в знак уважения к нашему великому земляку Николая Гоголю. Актер, понятно, взялся опять читать тот же отрывок из "Тараса Бульбы". Но поскольку половина гостей все это уже слышала, то во второй раз сдержаться у нее просто сил не было. По мере того, как актер наращивал пафос, публику охватывал истерический смех —усиливавшийся тем, что вторая часть публики никак не могла понять его причины: по тексту все должны были бы трепетать от вида разбитых черепов и развороченных внутренностей, проникаясь праведным православным гневом против супостатов-католиков.

— Это наша карма, — шепнул мне коллега из Харькова. — Вот увидишь, мы сейчас сядем в такси и к нам опять влезет этот тип и начнет читать то же!..

— Нет, — возразил я, — мы обречены на режиссера Бортка с его кинофильмом.

Однако, к счастью, нашим соседом в такси оказался милый коллега из института, один из организаторов конференции.

— А на будущей неделе, — гордо сказал он, — мы проводим китайскую конференцию. А затем — монгольскую!..

— Тоже о Гоголе? — лукаво глянул на него харьковчанин.

— Нет, — так же лукаво глянул на него француз. — На этот раз конференция будет об особенностях словоупотребления монгольского термина " Лаша тумбай" в индоевропейских языках.

×