Российские оккупанты пытались взять Харьков с первых дней широкомасштабной войны. Потерпев неудачу в наземной операции, моментально перешли к тактике террора и начали обстреливать город из артиллерии, совершали авианалеты, сбрасывали мины и бомбы.
Чтобы спастись от обстрелов — многие харьковчане вынуждены были переехать жить в подвалы, или на станции метро. Туда же приходили горожане, которым русские снаряды разрушили жилье. Только по состоянию на 21 апреля в Харькове были уничтожены 1929 жилых домов.
Еще треть жителей уехали из первой столицы, сообщал в конце апреля городской голова Игорь Терехов.
В последние недели Вооруженные силы Украины активно контратакуют позиции российских захватчиков и вытесняют их из Харьковской области. В результате этого и сам областной центр оказался в большей безопасности — обстрелы практически полностью исчезли. В город начали возвращаться его жители. С понедельника, 16 мая, здесь заработал наземный общественный транспорт.
Корреспондентка Gazeta.ua побывала в Харькове, чтобы увидеть, как город постепенно оживает после пережитого ужаса и пообщаться с его жителями.
РАЗБОМБЛЕННАЯ ОБЛАДМИНИСТРАЦИЯ
Поздним утром рабочего дня просторная площадь Свободы безлюдна. Круглый сквер и тротуары — пустые. На противоположной стороне площади припаркованы с десяток машин, из которых несколько коммунальных — белых с красной полосой. У станции метро "Университет" — еще шесть легковушек. Из двух из них группа молодых людей выгружают яркие костюмы и картонный ящик с ячейками, из которых выглядывают разноцветные голуби.
— Мы решили устроить детям праздник. Скооперировались с парком Горького, они помогли трансфером и сладостями, — говорит волонтер. Не представляется. — У нас детская анимационная программа — конкурсы, анимация для деток. Также показываем голубей мира — живых птиц. И шоу "Забавного ученого". Так мы и катаемся по станциям метрополитена и бомбоубежищам.
На пересечении с улицей Сумской ярко развевается сине-желтый билборд: "Харьков — город герой". Светофоры работают, но движение не слишком оживленное — через минуту мимо площади проезжает десяток легковушек. И это на участке, где раньше в это время автомобили двигались плотным потоком, а то и стояли в пробках.
В зданиях, расположенных в этой части площади, вместо окон — фанерные щиты. Сооружения выглядят практически невредимыми. Кроме одного. На первый беглый взгляд областная администрация издалека выглядит обычно — сохранился фасад, колонны. Территория вокруг тщательно убрана. Но при более подробном рассмотрении становится понятно — здание сильно повреждено взрывом. 1 марта около 08:00 его обстреляли россияне.
Вместо четырех этажей жилого дома зияет глубокая пропасть
Выбиты все двери и окна, справа зияет пропасть от верхнего этажа до самого низа, на колоннах — черные пятна от пожара. От разрушенной крыши осталось несколько металлических листов, которыми играет ветер, образуя монотонное бряцание. На половину человеческого роста заложены белыми полипропиленовыми мешками с песком парадный вход и большие окна холла. Внутри двое мужчин в армейских шлемах и бронежилетах с наклейками "эксперт" и "строитель" что-то обсуждают, делают пометки в бумагах, закрепленных на планшетах.
— Здесь вы не пройдете. Чтобы попасть внутрь, обходите через пункт охраны, — говорит один из них.
Последние слова заглушает грохот — из желтой пластиковой трубы за выбитым окном позади мужчины вырывается облако строительной пыли. По этому трубопроводу рабочие, разбирающие завалы, сбрасывают строительный мусор с верхних этажей.
В кварталах вокруг ОГА многие здания тоже пострадали. Где-то взрывная волна выбила окна, а от офисного центра со стеклянным фасадом неподалеку — остались только металлические конструкции и перекрытия. Чуть дальше по улице вместо четырех этажей жилого дома зияет глубокая пропасть — бомба пробила крышу, перекрытие этажей и фундамент.
Во дворе облгосадминистрации кипит работа. Несколько рабочих стучат, гребут, выметают обломки из помещений. Пахнет строительной пылью и горячим металлом, жужжат болгарки, которыми разрезают металлическую арматуру в поврежденных бетонных конструкциях. Справа у здания лежит на боку сгоревший автомобиль, превратившийся в рыжую груду металла.
Внутри "гуляет" сильный сквозняк. От этого образуются разнообразные звуки: завывание из-под прикрытой двери, шорох листов разбросанных на полу документов, стук остатков жалюзи об изуродованные оконные рамы, трепетание штор в окнах. Светлый мрамор лестницы развалился, обнажив цементную основу — на этажах паркет вывернут целыми секциями, а мягкие синие ковровые дорожки обильно засыпаны битым стеклом.
На толстых металлических проволоках колеблются от ветра массивные куски бетона
В большом зале заседаний удивительно, но сохранился не только кессонный потолок с лепниной, но и осталась невредимой центральная большая бронзовая люстра с плафонами матового стекла. Арочные окна разрушены до основания. Среди обломков лепнины на столе президиума валяется табличка с именем главы Харьковской ОГА Олега Синегубова.
Больше всего пострадало от взрыва противоположное крыло. Из-за пробитых перекрытий с самого верха виден подвал. На стенах — большие трещины, на толстых металлических проволоках колеблются от ветра массивные куски бетона.
В комнате рядом с пропастью две женщины в косынках и рабочей одежде разбирают толстые папки, аккуратно подписанные на корешках по годам и месяцам.
— Здесь у нас бухгалтерия департамента образования. Мы здесь негласно, еще разрешения не давали заходить. Документы разбираем, — говорит женщина в красно-черной рабочей куртке.
В коридоре рядом эксперты осматривают повреждения. Один из мужчин небольшим ломом несколько раз ударяет по трещине в стене. Вместе с коллегой внимательно изучают кирпичную кладку, открывшуюся после осыпания штукатурки. Обследование здания проводят уже неделю, говорит один из экспертов. Цель — определить серьезность повреждений и шансы на восстановление.
— Думаю, восстановление возможно. Но сейчас сталкиваемся со все новыми дефектами и их нюансами, — рассказывает эксперт по зданиям и сооружениям Департамента архитектуры и градостроительства Харьковской ОГА Анатолий Бутенко. — Во время бомбардировки здание получило огромные нагрузки, на которые не было рассчитано. Несмотря на то, что потеряло несущую стену на некоторых участках, в общем — выдержало. Сооружение достаточно крепкое и надо за это поблагодарить наших предшественников, построили его на совесть. Но пробиты перекрытия до самого подвала. Прежде всего — нужно сейчас ограничить доступ людей.
Сталкиваемся со все новыми дефектами и их нюансами
Эти разрушения временны, ликвидировать их последствия не сложно с точки зрения строительного дела, добавляет эксперт.
— Первый этап — детальное техническое обследование здания, которое мы сейчас выполняем. После этого составим отчет. Потом будет изготовлена проектная документация, — говорит Бутенко. — Это здание — памятник архитектуры. Потому с нами работает реставратор. Есть элементы не только снаружи здания, которые нужно сохранить, но и интерьер. Думаю, что после этого восстановления советской свастики уже не будет. В месте поражения должны сделать временные крепления, распорки и диагональные связи, чтобы не было повторного, так называемого афтершока.
На восстановление понадобится минимум полгода, максимум — год, отмечает специалист.
— С учетом того, что имеем сейчас такой ресурс по строителям, можем через два месяца сделать основные конструкции. Реставрационные и отделочные работы будут продолжаться дольше — думаю, до полугода. Это я рассказал идеальный план, не считая зимнего периода. Если в него войдем, работы продлятся год, — добавляет Бутенко.
Создается впечатление, что такие поражения почти везде, что не совсем соответствует действительности
Об общем состоянии зданий в Харькове говорит сдержанно, вместе с тем довольно положительно. Уверяет: все не так плохо как может показаться после просмотра соцсетей.
— То, что мы видим в телеграмм-каналах — несколько преувеличено. Создается впечатление, что такие поражения почти везде, что не совсем соответствует действительности. Сейчас максимально пострадавшие дома обследуем, внесем в первоочередное восстановление, — говорит Бутенко. — Думаю, наш город очень быстро оправится: структуру учреждений здравоохранения, ГСЧС, ЦНАПов и других учреждений для обслуживания населения успеем восстановить за год. Насчет жилья, считаю, понадобится два-три года.
САЛТОВКА
Одним из наиболее пострадавших от российских обстрелов районов Харькова является жилмассив Северная Салтовка. Добраться туда из центра сейчас можно пешком, на велосипеде, собственном авто или такси. Коммунальный транспорт туда не ездит.
По дороге преодолеваем несколько блокпостов. Некоторые ныне пустые, на других — вооруженные военные тщательно проверяют документы.
Харьков выглядит в целом опрятным. В то же время по обе стороны дороги встречаются разрушенные здания, на некоторых площадках можно увидеть машины, поврежденные обстрелами — коммунальные службы вывозят постражавшие авто с улиц на специально отведенные места для хранения.
Небольшой рынок вблизи станции метро "Героев Труда" также пострадал от обстрелов российских оккупантов — воронки от снарядов в асфальте, выбитые оконные стекла, поврежденные обломками и огнем торговые павильоны.
Напротив в торговом ряду закрыты все лотки, кроме одного, где торгуют бакалеей. Хозяин — черноволосый мужчина лет 40 в темной куртке и джинсах — сидит на синем металлическом стуле возле открытой двери.
— Это осколки от взрыва. Вот посреди площадки упал снаряд, — показывает рукой на яму метрах в 30 от себя Эскандер. Говорит по-русски с ощутимым акцентом. — Другой упал на дорогу, вылетели все окна, поэтому контейнеры закрыты щитами. Соседний магазин тоже обстреляли. На следующий день все убрали. Это рынок, здесь сразу убирают. И улицу быстро приводят в порядок.
Сириец по происхождению, приехал в Харьков учиться более 20 лет назад. Так и остался в городе вместе с родным братом. Родственники все еще живут в Сирии, говорит. Очень переживал за них, когда россияне бомбили тамошние города. Теперь же все поменялось и уже его близкие переживают за него, потому что ни на день не уезжал из Харькова.
Это осколки от взрыва. Вот посреди площадки упал снаряд
— Работал здесь все время, без выходных. Во время обстрелов прятались с братом в метро. Здесь на рынке я один торгую. Через дорогу, за павильонами, есть площадка — там несколько людей продают овощи-фрукты.
В рынок первый раз попали 2 апреля, говорит Эскандер. Но это был не последний обстрел: 22 и 23 апреля здесь были "прилеты" российских снарядов, наделавших много разрушений. Сейчас практически все завалы разобраны.
— Буквально сегодня последние разрушения убрали. Вообще, Харьков возвращается к жизни. Сегодня, можно сказать, много людей здесь. А еще пару дней назад было совершенно безлюдно, — говорит мужчина. — Бизнес идет очень плохо. Если в марте покупали преимущественно продовольствие — масло, сахар, крупы, то сейчас эти товары практически не пользуются спросом.
Причина в том, что людям, живущим в метро рядом — еду привозят уже готовую. А продукты прячущимся в подвалах или оставшимся жить в полуразрушенных домах — выдают в виде гуманитарной помощи.
Эскандер надеется на людей, которые в ближайшее время вернутся в Харьков.
— Сейчас преимущественно покупают напитки — сладкие газированные и слабоалкогольные, — говорит продавец. — Воду просят, но ее мало. Всю продал, а получить заказ не могу. Зависит не только лишь от работы базы. К примеру, сейчас заказ мне собрали, но привезти его водитель сможет в лучшем случае завтра. Потому что в городе проблема с горючим.
Ветер приносит один за другим два отдаленных звука взрывов
За большими стеклянными окнами помещения на первом этаже соседнего двухэтажного торгового павильона видно движение. Подойдя поближе, понимаю — это голуби. Птицы нашли себе путь через выбитое окно к источнику корма: в магазинчике торговали сухофруктами и орехами. В помещении страшный беспорядок. Вещи опрокинуты, на полках и полу валяются пакеты и коробки с сушеной сливой и грушами, грецким орехом и арахисом, из-под битого стекла видны связки вяленой хурмы.
Вдруг издалека ветер приносит один за другим два отдаленных звука взрывов. С дороги видно, как на горизонте наливается черным и тянется к небу облако дыма, а за ним еще одно. Двигаюусь по дороге в ту сторону. Но далеко проехать не удается: на окраине города военные заворачивают машину назад. Объясняют: в районе Циркунов (село в 5 км от Харькова — Gazeta.ua) продолжается бой. Звуки, которые раздаются — артиллерийский обстрел.
ЛЮДИ В ПОДВАЛЕ
Рынок в соседнем от предыдущего базара квартале дотла выгорел от обстрела. Асфальт на площадке поврежден следами от снарядов и обломков, самая большая воронка — около 3 м глубиной.
Между площадкой и дорогой ржавыми горами возвышаются остатки автомобилей и павильонов. Этой части рынка "повезло" оказаться почти в эпицентре мощного взрыва авиабомбы.
В магазине, торговавшем пивом на разлив, выбито окно. На подоконнике стоит оставленная кем-то специально закрытая полулитровая стеклянная бутылка ситра. Рядом в открытом холодильнике сморщились испорченные пачки с мороженым. Пахнет здесь неприятно.
В бетонных многоэтажках, расположенных надалеко от рынка, дела совсем плохи. В стенах огромные дыры от попаданий русской артиллерии. На верхних этажах вывалены по несколько квартир. Их перекрытия или обрушились вниз или висят на арматуре, угрожая обвалом в любую минуту. Черная копоть от пожаров на фоне светло-серого бетона производит удручающее впечатление. Окна выбиты. На сильном ветре трепещутся грязные от дыма и пыли, а когда-то белые, тюли, и цветные шторы.
В Харькове тихо. Это не считается, это далеко. Километров пять
Из-за угла ближней многоэтажки тихо выходит худощавый вооруженный мужчина лет 45 в форме ВСУ. Увидев журналистские нашивки на бронежилете, немного расслабляется. Спрашивает документы.
— Здесь люди живут в подвале. Где-то до десяти осталось. Другие уехали, а кто-то вернулся к себе в квартиры, — говорит по-русски военный и вместо имени называет свое псевдо — "Буба". — Уже несколько дней в Харькове тихо. Это не считается, это далеко. Километров пять, — добавляет, услышав очередные взрывы.
"Буба" живет в поселке Покотиловка на южной окраине Харькова. Работал строителем. 26 февраля записался в территориальную оборону.
— Сначала на поселке стояли, дня два. Нас набралось несколько сотен. А потом у Харьков забрали. Учения были постоянно и сейчас продолжаются, — рассказывает. — Нас в Харьков завезли на случай прорыва россиян. Сейчас обеспечиваем охрану порядка на улицах.
— Что самое страшное пришлось пережить за почти три месяца войны? — спрашиваю.
— Война — как война, бывает всякое. А самое страшное — расставание с семьей, — отвечает мужчина. — Жену с двумя дочерьми удалось уговорить уехать через неделю после начала российской агрессии. Отправил в Польшу.
— Добрый день! — неожиданно говорит мне за спину. — Можно ваши документы?
Оборачиваюсь и вижу двух молодых мужчин лет по 22-25. Оба очень худощавые и довольно загорелые, один из них — блондин. Паспорта показывают военному сразу.
— Куда направляетесь? — спрашивает "Буба".
Смотрит внимательно — не мародеры ли. У одного в руках полупрозрачный пакет, в нем вырисовывается двухлитровая пластиковая бутылка — то ли ситро, то ли пиво.
— Я здесь недалеко живу. В гости иду к товарищу. Мы в облэнерго работаем, — отвечает высокий парень в кепке на коротко стриженной голове.
— Всего хорошего, — отдает военный паспорта.
Предлагает познакомить меня с местными, живущими в подвале.
"ПИКНИК" ДЛИННОЙ В ТРИ МЕСЯЦА
Довольно быстро из-за двери выходит невысокая пожилая женщина в черных трикотажных штанах и бордовом жилете поверх полосатой футболки с длинным рукавом. Ветер растрепал ее седые волосы, собранные в небольшой "хвостик". Невольно замечаю, что у женщины очень бледная кожа, особенно вокруг глаз.
— Этот дом — самый главный наш щит, — показывает рукой на пробои от снарядов в многоэтажке 64-летняя Ольга Анатольевна. — Он принимал на себя главный удар — все, что летело на нас с севера. А то, что перелетело через него, попало к нам.
Первые снаряды прилетели в здание на третий день российского вторжения, 26 февраля. После этого день за днем добавлялись подобные "подарки" от "русского мира".
Ольга Анатольевна не коренная харьковчанка. Приехала в город из России в 1974 году. Не верила до последнего, что РФ решится на такую откровенную агрессию, признается.
— 24 февраля я еще бросала в чат дома ссылку на сайт города, где обіщали учения на Слобожанской территории. А потом начались обстрелы, — вспоминает. — У людей сдавали нервы. Кто мог — бежал сразу, другие переселялись жить в подвалы.
У них была больная старушечка. Она тут умерла
После начала обстрелов Ольга Анатольевна отказалась переезжать к дочери на другой конец Харькова. Первые месяцы сидела в подвале постоянно, но сейчас ночует в своей квартире.
Люди, спасаясь от обстрелов, занимали под домами все помещения, которые были хоть немного пригодными. Сейчас часть подвалов пустует. Остались только следы пребывания горожан.
— Вот в этом подвале жили люди. Сейчас они уехали. Тогда была зима и здесь было очень тяжело. У них была больная старушечка. Она тут умерла, — спускаясь по лестнице, Ольга Анатольевна достает из кармана и включает красно-черный ручной фонарик.
В небольшой комнате сразу за металлической дверью у стен стоят несколько плакатов с рекламой кормов для животных, пустой старый стеллаж и три старых стула. В одном из них прорезанная дыра — очевидно, использовали как стульчак для туалета. В нос бьет сильный запах затаревшей мочи и затхлости.
Мы уже имеем рефлекс — сразу в подвал
Когда поднимаемся наверх, снова слышны отдаленные взрывы. Женщина никак не реагирует. Говорит, что уже научилась различать звуки, указывающие на то, что нужно быстро прятаться.
— Понимаю, что это стреляют не по нам. Мы уже научились разбираться — к нам летит или нет. Если к нам, то там звук другой, все содрогается. Мы уже имеем рефлекс — сразу в подвал, — уверенно говорит.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Сашу разорвало снарядом. Собирали на лопату и складывали" - как сейчас живут люди в уничтоженных россиянами Мощуне и Горенке
Свернув за угол, попадаем во внутренний двор. У лестницы в подъезд развернули импровизированную полевую кухню: прямо на асфальте догорает костер, кирпичи по обеим сторонам поддерживают металлическую решетку, когда-то стоявшую над конфорками газовой плиты. На решетке чернеют копотью два чайника. У костра на скамейке лежит пестрая подушка для сидения, рядом валяется топор.
По обе стороны дорожки установлены два одинаковых стола, на них кухонные принадлежности, упаковки кофе и чая. Сразу в нескольких местах сложены на кучи дрова для костра — аккуратно измельченные ветки и стволы фруктовых деревьев. Над входом в подъезд на растяжках повесили баннер с рекламой какого-то банка — как защиту от дождя и солнца.
Все выглядит так, будто жильцы дома устроили себе пикник в честь майских праздников. Но на этой "кухне" люди живут не первый месяц — в их доме нет электричества, газа и воды. Поэтому это единственный способ приготовить еду и подогреть воду для чая.
— Так мы живем. Убрали мусор, сломанные деревья. Продукты волонтеры привозят. О нас заботится горсовет — не дали нам умереть. Мы из разных семей, кто остался. У нас получилось организоваться, — улыбается женщина.
Сейчас здесь живут десять человек. Частично готовят себе простую еду. В частности, сегодня варили картофель в мундирах и доедали вчерашнюю окрошку, добавляет Ольга Анатольевна. В "гости" кое-где приходят жители других домов за кипятком и горячей едой. Сюда волонтеры привозят готовые блюда.
Я отправила фотографии нашего дома. Ведь они думали, что нас здесь спасают
В палисаднике за невысоким забором — тщательно перекопанный участок. На нем зеленеет лук и три десятка добротной рассады помидоров и огурцов. Рассаду привезли волонтеры.
— Как думаете, почему Россия это делает? Зачем уничтожают Харьков и другие города? — спрашиваю.
— Я думаю, он (Путин. — Gazeta.ua) больной человек, — отвечает Ольга Анатольевна. — Город Харьков очень лоялен к любым национальностям. Мы здесь говорим и на украинском, и на русском. Мы можем переходить с одного языка на другой. У нас всегда было много эмигрантов, иностранных студентов. Какая разница какой национальности? Как сказала одна очень старая женщина: "Землю одинаково топчем".
У харьковчанки есть родственники в России, с которыми она общается. Хотя сейчас это дается очень сложно, признается.
— Мы давно без Союза живем. А они — нет. До сих пор верят в царя, батюшку Путина. Они так слепо ему верят, а он такое вытворил… Я отправила фотографии нашего дома. Ведь они думали, что нас здесь спасают. Говорю: "Вы нас от себя освободите".
РАЙ И АД
— Лишить нас всего — это защита? Это безумие! Почему бы Путину не пойти на Аляску? Тоже когда-то "исконно русские территории". Зачем разрушать наш город? Здесь все, что нужно для жизни, для счастья. Школы, сады, парковая зона, родник. У нас здесь как рай. Был. Сейчас создали свой небольшой район. Такой себе пикничек. А по ту сторону дома — ад, — говорит 71-летняя Зинаида Анатольевна.
Худая невысокая женщина в светлом спортивном костюме. Собрала тонкие седые волосы в пучок. Очень резвая, с прямой осанкой, чем-то напоминает учительницу физкультуры младших классов.
У нее есть квартира в многоэтажке на Северной Салтовке-2. Но жить там не может — через выбитые окна и поврежденный подъезд. Обитает в подвале, где раньше работала в арендованном помещении. Занимает отдельную комнату в кабинете своей начальницы.
— В таких обстоятельствах все планы, здоровье и прочее, отходит на второй план. Остается стержень, что нужно помогать друг другу. Так мы и сошлись здесь на этой почве, с общими интересами — помогать другим, — рассказывает Зинаида Анатольевна, у которой от российских обстрелов погиб зять.
Лишить нас всего — это защита? Это безумие!
Женщина родом из Подмосковья, где училась с мужем в одном классе. Приехала с ним в Харьков по распределению. Ведь мужчина был военным и преподавал в военной академии. Большую часть жизни прожили в Украине. Хотя в Подмосковье и Москве до сих пор есть родственники.
— Когда они узнали, что произошло — все были в шоке. Принять это не могут: "Так не должно было произойти". Действительно, как Оля говорит, у них все зашоренные какие-то, — продолжает харьковчанка. — Они мне не враги — там осталась могила моих родителей. А здесь похоронен мой муж, умерший 9 мая 19 лет назад. И здесь теперь похоронен муж моей дочери. Куда нам бежать? Мы привязаны к этому городу. Харьков — прекрасный. Здесь никогда не было никаких претензий к языку или к чему-нибудь другому.
МАРОДЕРЫ
На северной окраине Северной Салтовки разрушения более значительны. Здесь повреждены все дома без исключения. Под ними валяются большие обломки бетонных перекрытий с верхних этажей, которые разлетелись от попадания снарядов. У подъездов стоят поврежденные легковушки.
Около одной высотки двое мужчин и подросток загружают в белый Wolkswagen туристические рюкзаки и пакеты с вещами. Из-за поворота медленно выезжает патрульная полицейская машина и останавливается у подъезда. Один из правоохранителей выходит и проверяет у мужчин документы. Убеждается, что это местные жители вывозят свои вещи. Так же проверяют синюю легковушку, двигавшуюся проездом между домами.
— Такие районы постоянно патрулируем, потому что очень много мародеров. "Чистят" квартиры, выносят бытовую технику. Очень быстро выясняем, это местные или посторонние, — говорит сержант полиции Вадим Рыкун.
Если выявляют мародера, то сразу вызывают следственно-оперативную группу. Производят обыск, составляют протокол с перечнем вещей, устанавливают личность и других возможных причастных. После этого задержанных доставляют в изолятор временного содержания.
Могут подняться, выбить дверь, что-то вытащить
— Часто бывает, что местные мародерят. Например, знают, что в такой-то квартире живут богатые и в них все есть. А здесь в подвале нет ничего. Могут подняться, выбить дверь, что-то вытащить. Или из магазинов, — добавляет старший лейтенант полиции Дмитрий Тертышный. — Например, на пересечении Тракторостроителей и Бучмы (улицы на Северной Салтовке. — Gazeta.ua) есть магазин "Ева". Был обстрел ночью, рынок выгорел. Пол магазина осталось. Мы приезжаем, а там 14 человек — мародеры. Мужчины и женщины, возрастом от 18 до 61 года. Один даже был с удостоверением волонтера. Спрашиваю: "Что здесь делаете?". Отвечает: "Так мы здесь памперсы берем и отвозим детям". А у самого в руках целый ящик средств для загара.
В то же время, не всегда задерживаем за мародерство, признаются правоохранители.
— Здесь человеческий фактор. Если он из разбитого магазина взял себе домой бутылку воды, пакет молока или буханку хлеба — пусть идет с Богом. А когда набрал пива или "Рево" тащит и еще имеет наглость оправдываться, то... — объясняет сержант Рыкун.
Тем временем к нашему разговору приобщается временно исполняющий обязанности командира 5-й роты 4-го батальона управления патрульной полиции в Харьковской области Олег Ямшинский — бородатый молодой человек спортивного телосложения. Соглашается рассказать, как обстреливали Салтовку. Видел все лично.
Тогда тела лежали где-то по неделе
— Здесь за котельной есть 16-этажка. В первую неделю снаряд попал в ее верхний этаж. Оттуда откололась плита в момент прилета и упала вниз. А там люди в это время эвакуировались на машине. Прибило насмерть всех — бабушку и двух человек. Долго лежали пока не забрали, — говорит Ямшинский. — Тогда тела лежали где-то по неделе. Вот, 6 марта снимал, — показывает на своем телефоне жуткое видео правоохранитель. — А вот мы попали под обстрел. Я стоял практически на этом же месте, когда в этот дом попали. В 12:40.
ЦВЕТУЩИЙ ПАРК
Несмотря на кое-где большие разрушения, есть в Харькове место, которое просто излучает спокойствие и равновесие. Проход на территорию главного парка города, носящего имя русского писателя Максима Горького, перегорожен красными пластиковыми заграждениями. Но охранник разрешает зайти.
Кажется, что российские бомбы и ракеты не затронули этот оазис развлечений. За белой колоннадой главного входа — пышная клумба с сортовыми тюльпанами. Аромат вокруг просто невероятный. Абсолютная чистота на асфальтированных аллеях, аккуратно подстриженные изумрудные газоны. Аттракционы выглядят ярко и аккуратно. Даже свежие пакеты есть в каждой мусорке.
Парк выглядит так, будто прямо сейчас ожидает шумную толпу посетителей. Но на самом деле он закрыт.
Пожар был сильный, спасатели тушили силами нескольких экипажей
— Потому что обстрелы не утихают. Было несколько прилетов, пострадали наши аттракционы. К счастью — все живы. Однако ранение получил наш сотрудник, — объясняет по телефону пресс-секретарь центрального парка культуры и отдыха им. Максима Горького Андрей Кравченко. — Сейчас рабочие приходят убирать обломки, разбирать деревья, чтобы парк не был загроможден.
Слева на главной аллее замечаю кучу песка и засыпанную им площадку, на которой торчат обгоревшие стволы деревьев с остатками металлической цепи. Рядом выставлены две обугленные статуи, изображавшие когда-то индейцев.
— Это последний был "прилет", когда попали в один из наших аттракционов — в середине апреля. Это называется "Логом Билли Кида" — городок в стиле ковбойского "дикого запада". Пожар был сильный, спасатели тушили силами нескольких экипажей, — рассказывает спикер парка.
Подавляющее большинство сотрудников парка сейчас на простое. Равно как и во время карантина предыдущие два года. Зарплату получают в размере 0,66 ставки — по закону, говорит Андрей Кравченко.
ДЕТИ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Из Харькова в первый месяц вооруженной агрессии уехали десятки тысяч человек. Вывозили детей за границу и эвакуировали в другие области Украины. Но немало несовершеннолетних осталось в первой столице. От обстрелов прячутся с родителями в подвалах. Но подавляющее большинство — в метро.
У выхода со станции метро Университет молодая женщина говорит по телефону, сидя на бордюре. Одета в лосины, спортивную куртку, на ногах поверх теплых носков — резиновые тапочки. Выглядит так, будто только что вышла из квартиры. Она — одна из 120 человек, ныне проживающих на этой станции.
У лестницы останавливает полиция — метро тщательно охраняют. После проверки документов разрешают зайти. На платформе лаем встречает небольшой бело-рыжий пес. От громкого звука вскрикивает женщина лет 55, говорящая по телефону, опершись на колонну. На звуки переполоха из окон вагонов с обеих сторон перрона смотрятся несколько лиц.
— Да чего ты! Всё нормально. Собака залаяла, я испугалась, — обьясняет женщина в трубку.
В середине пространства установлено несколько столов, напоминающих школьный мини-класс. На них разложены альбомы, цветные карандаши и фломастеры. За одним, как за партой, сидит молодой человек лет 20 в светлой футболке и черной кепке. Склонился над тетрадью и объясняет золотокосой девочке лет восьми, сидящей рядом, английский язык.
С дальнего края платформы вдоль вагонов идет молодая женщина в ярко-розовой толстовке и черных спортивных штанах. На ее уставшем лице светится легкая улыбка — держит на руках дочь, одетую в ярко-зеленый свитерок.
— Мы жили на улице Леся Сердюка — на повороте с окружной на Героев Труда. Это там, где россияне пытались прорываться. В самом центре боевых действий. Две недели просидели в подвале. Потом военные, когда узнали, что есть ребенок, вывезли нас. Ночь переночевали в ихнем бомбоубежище, а 3 марта нас привезли сюда, — говорит 38-летняя Яна.
Самое страшное — мы слышали, как самолеты летели, от взрывов все содрогалось
Квартира в которой ее с дочерью 4-летней Миланой застали российские обстрелы, расположена на третьем этаже. В нее не попал ни один снаряд, но жилье семья все равно потеряла.
— Мне позвонили и сказали, что наш дом идет под снос. Мы сидели в подвале, когда на третий день прилетела ракета в девятый этаж. На пятый день ракета попала в другой подъезд, но пожара не было. Через несколько дней — снова попали в наш подъезд, — вспоминает Яна. — Самое страшное — мы слышали, как самолеты летели, от взрывов все содрогалось. На следующий день после того, как мы уехали, прилетела ракета точно в то же место, где мы сидели — в подвал. Люди там были, но слава Богу, никто не погиб. Самое страшное, когда россияне прорывались с боем. Мы слышали, как люди бегали с автоматами, стреляли. Боялись, что сейчас забегут в подвал, и нас всех расстреляют. Но наши войска молодцы, не пропустили их.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Оккупанты заскочили в школу, был бой. Их трупы по улицам валялись" - история харьковчанина, который смог спастись с сыном
Непоседливая Милана видит подружку — девочку примерно такого же возраста, что выглядывает из соседнего вагона. Просится с рук на перрон. Яна опускает ребенка, обувает ей тапочки и целует в лоб. Позволяет погулять по перрону.
Это был чистый ужас. Я схватила ребенка на руки и побежала вниз по лестнице
— Мы первые дни просидели в метро, не поднимались. Затем понемногу начали выходить наверх — подышать свежим воздухом и посмотреть на дневной свет. Видела, как ракеты летели над головой. Это был чистый ужас. Я схватила ребенка на руки и побежала вниз по лестнице. Кажется, бежала целую вечность, — говорит Яна.
О том, чтобы уехать за Харьков — думали. Но не сложилось: 18-летняя дочь от первого брака, категорически против, объясняет женщина. Ибо ее отец остался в селе Гоптовка вблизи границы с РФ, ныне оккупированной россиянами.
— У вас больше нет дома. Как думаете дальше жить? — спрашиваю.
— Не знаю, — говорит тихо. — Городские власти на контакт не выходят, никаких предложений по хотя бы временному жилью — не предоставляли. Финансовую помощь не оказывают. Работы нет — сидела с ребенком в декрете.
Признается, финансово помогают друзья. Одежду и еду привозят волонтеры.
Городские власти на контакт не выходят
Живут в вагоне вдесятером, Милана — единственный ребенок в такой "комнате". Спят на сиденьях, постелив матрасы — будто в плацкарте. В вагонах есть электричество — можно включить свет или зарядить телефон.
ГОРЯЧАЯ ЕДА
С лестницы в глубине платформы спускается полноватая блондинка лет 50 в черно-сером трикотажном спортивном костюме, ступает неслышно в резиновых тапочках-шлепках. Открывает раздвижную дверцу одного из вагонов. Внутри темно, свет проникает только с платформы через окна.
— Я здесь с первого же дня войны, с 24 февраля. Живу в этом же районе, возле Сумского рынка, — говорит харьковчанка 55-летняя Елена. — Квартира целая, но окна выбиты. Пока живем здесь — страшно выходить. Но с понедельника, если будет тихо, думаю домой идти.
Магазины в городе открываются понемногу. Да денег нет
Приглашает в гости и показывает вагон. Но просит не фотографировать.
На сиденья постланы матрасы, поверх них — одеяла из серого искусственного меха с большим ворсом. На каждом спальном месте есть постельные принадлежности. С одного из мест вскакивает мужчина в синих спортивных штанах и голубой футболке с коротким рукавом. Смотрит сонным взглядом, а затем снова ложится и переворачивается на другую сторону.
У входа установили небольшой стол, на котором лежат упаковки чая, растворимый кофе, сахар, яблоки, есть электрочайник. Похоже на большую комнату общежития.
— Столик попросили в ресторане рядом. Если надо стирать — греем чайниками воду, стираем в тазиках, развешиваем наверху, а кто на перроне — на сушилках. Вода есть в туалете — нужно подняться на второй этаж в метро, — говорит женщина.
В вагон заходят две девушки лет по 18. Одна из них берет зарядку к телефону. Затем обе молча идут в другой вагон.
— Это моя внучка. Ее мать, моя дочь, в Польше. А мы здесь, потому что девочка учится (получает высшее образование. — Gazeta.ua) — никак не можем уехать, — объясняет женщина.
О быте в метро женщина рассказывает, что сначала возили еду и военные, и церковь, и волонтеры. Затем к обеспечению подключилась администрация метрополитена. В настоящее время поток помощи утихает.
Слава Богу, что пока еще есть метро. Что будет дальше — не знаю
— У нас кое-что осталось — мы экономили. Нам привозят горячую еду в обед — сегодня была гречка с мясной подливкой. Чай есть, кофе даже сегодня волонтеры привезли, за сахар тоже договариваемся. Вечером привозят суп или "второе". Уже магазины в городе открываются понемногу. Да денег нет, чтобы что-то покупать. Сидим без работы, — вздыхает.
Признается, что работала в пиццерии неофициально. Теперь женщина без источников доходов: не может получить ни компенсацию от государства в 6,5 тыс. грн, ни статус переселенца.
— Слава Богу, что пока еще есть метро. Что будет дальше — не знаю. Муж точно такой же. Собирался ехать на работу в Бельгию. Ждал паспорт с визой — вот-вот должен был получить. Но не дождался, началась война.
Метро планируют запустить до начала июня
"С понедельника (16 мая. — Gazeta.ua) начнем переселять людей, живущих на станциях метрополитена — в общежития, предоставлять им все необходимые условия, продукты, медикаменты, постельные принадлежности, дети будут ходить в школу, к ним будут ходить учителя. С малышами будут заниматься воспитатели детских садов, создадим нормальные, человеческие условия для жизни", — рассказал в интервью Фактам ICTV городской голова Харькова Игорь Терехов.
Станции метрополитена будут обследовать специалисты, чтобы узнать, нет ли повреждений от разрушений.
"Сегодня нам дают вывод, что он пока в нормальном состоянии и через него можно пропускать склады метрополитена", — добавил Терехов.
2 
1
Комментарии