На гребне горы в селе Драгове, что в Закарпатье, стоит старый дом. Рядом - телевышка. Неподалеку живет 88-летний Михаил Янко. 30 лет назад он потерял ноги. Зимой, когда много снега, добраться на гору почти невозможно. А летом разве что на вездеходе ГАЗ-66.
Белая дверь в избу деда отворена настежь. Стены побелены свежей известью. На крыльце столик и два деревянных кресла. На полу сухая тряпка и потрепанный коврик.
Низенький хозяин появляется на пороге. Он твердо держится на коротких ногах, обмотанных широкими шерстяными носками. Одет в синюю олимпийку и теплую шапку.
— Я в хлеву был, — хриплым голосом объясняет. — Корову убирал. Даже не слышал, как вы пришли. Уже глухим стал.
Тяжело вам здесь самому? — громко спрашиваю.
Он внимательно следит за губами. Отвечать не спешит. Показывает рукой на кресло, а сам садится на пол.
— Так лучше, — говорит. — Туда высоко. Очень плохо живу, детка, очень. Немного сын помогает. Он живет здесь неподалеку. Свою семью имеет. А я уже 30 лет хожу на коленях. Ботинки бы мне какие-то пошили, а то так неудобно. Ходил бы на улицу, когда падает дождик или ложится снежок, — улыбается дедушка.
Сидите дома, когда дождь?
Кивает в ответ.
— Нельзя, намокну. Да и холодно. А как сухо, то далеко могу зайти, — машет рукой в сторону гор. — Раньше ходил в другое село, километров за три отсюда. Сейчас уже не гожусь. Зато грабли могу и сейчас смастерить. Когда-то вставал — еще было темно и по четыре пары деревянных граблей делал. Так-то все ладно выходило: раз-два — и на базар, чтобы иметь какую копеечку. Я работы никогда не боялся. Когда летом трава вырастет, так только мою шапку и видно. Одним махом целую гору сена мог накосить. Сейчас тоже кошу.
Одним махом гору сена мог накосить
А с ногами что случилось?
— 30 лет назад случилась беда. Пошли мы бригадой на полонину Менчул траву косить. Лето было, жара невыносимая. Накосились и легли спать в хижине, накрытой сеном. Уже и не помню, как было, — трет лоб. — Или ночью кто-то поджег хижину, или она сама загорелась и упала на нас? Все остались живы-здоровы, а мои ноги обгорели до колен. Когда-то это были колени, — проводит рукой. — От ожогов сделались живые раны. Очень болело. Врачи долго не думали и ампутировали. На том и конец.
После боль прошла?
— Где там! Так болело, что хотел топором на колоде их совсем отсечь. Еле пережил. Врачи все тело ободрали: снимали кожу с живота и лепили к ногам. Как вспомню... Мне бы сейчас ноги, так был бы здоровый, как дуб. Ведь внутри все хорошо, — смеется дед Михаил. Во рту нет ни одного зуба.
— Смотрите, что у меня зубов нет? — Есть не могу. Только что-то жиденькое. А то десны без зубов набиваются, болит. Но жить хочется, я вам скажу, хоть жизнь и тяжелая.
У нас в семье всегда трудно было, — вспоминает. — Четверо детей, отец — лесоруб, мать — домохозяйка. Приучали нас к тяжелому труду. А потом голодомор, война, Союз, коммунисты. Все в колхоз позабирали: коров, лошадей. И война забрала лучшие годы. Молодости и не заметил. Хорошо, что хоть живым вернулся. Вон, видите, ордена с войны имею, — старик снимает со спинки кресла старую безрукавку и надевает. На ней два ордена. — Столько смертей видел, — качает головой. — Еще вчера с другом разговаривал, а сегодня копаю для него могилу. Сделаю какой-то крестик, чтобы шел с Богом на тот свет. Потом поищу других друзей, чтобы и мне после смерти так сделали.
Жена ждала с войны?
— Ждала. Терпеливая была. Умерла четыре года назад. Она на шесть лет меня младше была. Когда поженились, ей едва исполнилось 19. Так хорошо пела. Любила песню о парне, которого на войну забрали. Могу спеть.
Не дождавшись согласия, дед Михаил затягивает: "В зеленім гаєчку пташечки співають. Вже мого милого на війну волають..."
1 
1
Комментарии
1