В преддверие Рождества выпал невероятный пушистый снег, и казалось, что начали оживать детские сказки. Около пяти Нин перезванивает и сообщает, что уже на подъезде — ему остается немного больше десяти километров до города. Здесь очень красиво, говорит он, такой снег! — я тебе сфотографирую...
Мы с Данкой идем на кухню, открываем духовку и осторожно пробуем деревянной палочкой, хорошо ли пропекся наш пирог. В это же время на тихом участке трассы машину Нина останавливают двое гаишников. На взмах палки одного из них Нин умело выруливает на обочину и выходит, радушно улыбаясь. Стоит и ожидает, что скажут. Гаишники молча медленно приближаются, змершие и молчаливые. Один обходит вокруг машины, другой останавливается возле Нина.
— Давно делали техосмотр?
— Полгода тому назад, — отвечает Нин и улыбается. — А в чем дело?
— Ану, дай права! — вдруг говорит тот, который обходил машину.
Нин лезет в салон, ковыряется в бардачке и протягивает им кожаное портмоне с документами. Они долго, с интересом рассматривают его права и техпаспорт.
— А это чего у тебя имя такое? Глянь, Вася, шо за имя, — хихикнув, тычет один из них пальцем в права перед носом у напарника. — Шо за имя?
— Да ты глянь, какой чернявый, какие у него глаза! Это же чучмек какой-то! Вот расплодилось, и все сюда едут... Ты же чучмек? — обращается к Нину второй, подходя ближе.
— Да какой чучмек? Вы чего, ребята? — отвечает немного озадаченный Нин. — Я здесь всю жизнь живу. У меня здесь жена и ребенок, я к ним еду, домой, — продолжает он святой полуложью, имея в виду меня и Данку. А может, он о ком-то другом говорит. Я не знаю уже.
— Да и вообще, чего вы — сейчас же праздник... — улыбается он.
— Праздник, говоришь? Эге... А что за праздник? — мягко улыбается один из гаишников, усатый.
— Бог рождается, — Нин вдруг чувствует колоссальное, детское облегчение, потому что уже успел немного испугаться этой бессмысленной ситуации. Вот уже и ребята растаяли, шутят...
— Бог рождается? — продолжает усач. — Эге... А как нашего Бога звать?
Они подходят еще ближе, оба, и тут Нин вдруг замолкает. Это не шутка, понимает он, это совсем не шутка. И Нин молчит. Что ты делаешь, Нин, чего же ты? Ты же знаешь имена всех богов мира из всех эпох, тебе стоит лишь назвать — и они все придут на твой призыв, станут рядом с тобой со своими натянутыми луками и огненными молотами, молниями и семью египетскими карамизащитят тебя и проведут в окружении своего войска хоть бы на другой край земли. Но нет. Кто не знает Нина, тому никогда не понять той глупости, которую он сейчас творит. Ни своего вечного противника, Бога-Отца, ни его единородного Сына он не унизит до того, чтобы сделать посредником в конфликте между ним и двумя рагулями с маленькими посоловевшими глазами. Он, Нин, может сам, а Богу — богово. Это бессмысленно, какие дурацкие принципы, сказал бы посторонний наблюдатель, но так.
В ответ на неупоминание Нином имени Божьего всуе усатый гаишник наотмашь бьет его в солнечное сплетение. Нин сгибается пополам, напарник усатого гатит его полосатой палкой по печени, и Нин падает в снег. Они долго бьют его ногами. Потом вдвоем склоняются над ним — кажется, берут деньги из кармана, а может, и нет. Нин лежит неподвижно, лицом вниз. Они неспешно плетутся к своей машине, номера которой Нин уже не способен разглядеть, садятся в нее и отъезжают. В домах вдоль дороги начинают зажигаться окна. Темнеет. Рождественский вечер. По шоссе никто не ездит.
"Да не волнуйтесь вы так, женщина, найдем", — говорит водитель, но по его голосу слышно, что он уже тоже волнуется
Темнеет. Я сижу на кухне за столом, над вынутым из духовки шоколадным пирогом, и смотрю в окно, ожидая Нина и первую звезду. Прошло уже полтора часа после его звонка. Его мобильный упрямо не отвечает. Час сорок пять. Два часа. Он говорил — немного больше десяти километров. Десять километров и еще немного по городу. Два часа?
— А где же папа? — спрашивает меня Данка.
Действительно, где же папа? Сначала мне забивает дух от ярости. Опять повторяется то южное приключение? Похотливая худобина! Встретил где-то очередного потерянного любаска и двинулся с ним навстречу приключениям, а мне и своему ребенку решил устроить одинокое Рождество. Какой же Нин все-таки придурок!
— А где же папа? — повторяет Данка.
И меня мгновенно накрывает ужас, такой густой, что невозможно продохнуть. Я еще не успела даже представить разбитую машину и Нинин изуродованный труп. Просто стало очень страшно. Я еще не знаю, что произошло, но резкое ощущение беды не только грызет — оно просто пережевывает меня. Приказав Данке одеваться, я хаотично тычу в клавиши телефона. Раз, еще раз, еще раз. Ну конечно. Размечталась о вызове такси в Сочельник. Не попадая в рукава полушубка, я в домашних тапочках прыгаю через две ступеньки на улицу и бросаюсь за угол. Не может быть, чтобы совсем ничего не ездило. Если бы сейчас мне навстречу попались Три Царя, я бы и их остановила, и мы бы поехали искать Нина на послушном верблюде Валтасара.
Но все складывается проще. Договорившись с каким-то безумным поздним таксистом за такие же безумные деньги, я возвращаюсь с ним во двор, поднимаюсь к себе, хватаю Данку, на автопилоте запираю двери, и мы трогаемся за город по той трассе, где должен был проехать Нин. Десять километров.
Дорога двоится у меня в глазах.
— Только вы медленно и внимательно, — прошу водителя. Данка захватила с собой плюшевого зеленого зайца и мой плеер. Она откровенно нудится, включает плеер, сначала вставляет наушники в зеленые заячьи уши, потом — в уши мне. В наушниках, как на то, голосит Кайя. Ее голос тоже двоится у меня в голове. Данка втыкает наушники мне в уши и вынимает. Опять втыкает и вынимает. И опять.
— Вы только внимательнее, — говорю я водителю.
— Да не волнуйтесь вы так, женщина, найдем, — мягко говорит водитель, но по его голосу слышу, что он уже тоже волнуется.
Такси ощупывает глухую тьму шоссе дрожащими огнями фар. За недолгую дорогу я успеваю простить Нину все неприятности, какие он когда-то мне принес. Свет выхватывает впереди Нинову машину с открытыми дверцами, а немного дальше — и его самого в грязном снегу на обочине. Не успев даже закричать, я тоже оказываюсь там. Поднимаю его голову, снегом вытираю кровь из разбитого лица. Он стонет, он жив!
Назад мы едем с Ниновой авто на буксире. Данка, наплевав на уговоры и угрозы, залезла со своим зайцем на переднее сидение такси и молчит, полностью очарованная зрелищем бесконечной темной дороги, по которой бежит свет. Нин лежит лицом вверх на заднем сидении, куда мы с нашим ночным водителем осторожно его перенесли, и я держу его голову на коленях.
Говорила ли я, что в связи с Рождеством меня больше всего умиляет путешествие Трех Царей? Рождение Божьего ребенка — само собой, но теперь, в мире, где никто никому не нужен, так хочется верить, что Гаспар, седобородый старец, Мельхиор, гордый молодой царь, и Валтасар, загадочный темнокожий властелин, вдруг решили идти сквозь глухую ночь, презрев возможные опасности, и только потому, что услышали таинственный призыв новой звезды. Эта история вселяет в меня веру в то, что все еще можно кого-то позвать, когда нужно будет позвать — и кто-то придет. Даже в это глупое время. Это все из-за Трех Царей. Ну вот. Но той ночью мы их не встретили. Той ночью были только мы сами, случайный таксист и большая звезда в холодном небе.
2 
1
Комментарии