Свобода не дается даром
Цена свободы, как правило, устанавливается теми, кто пытается ее уничтожить. Тем не менее, несмотря на российские танки и китайские погромы, украинцы и тибетцы до сих пор верят, что за свободу стоит бороться.
Продолжение статьи Нолана Петерсона "Что я узнал благодаря украинским и тибетским борцам за свободу". Первую часть читайте здесь.
Долг и смирение
В течение всего времени, которое я провел на линии фронта в Украине и в течение моего визита в колонию тибетских беженцев в Индии и Непале, я искал ответ на легкий, однако важный вопрос: что побуждает обычных мужчин и женщин отказаться от своих собственных интересов и рисковать собственной жизнью ради высшей цели?
К сожалению, спрашивая у борцов за свободу, почему он или она стали решили бороться, я не получал горячей ответа. Обычно они так небрежно говорят о том, что сделали, что объяснение не содержат какого-то серьезного самоанализа. Тем не менее, их смирение и объясняет их мотивацию. Главным образом они борются, потому что верят, что это их обязанность.
"Я не думаю, что я достиг чего-то большого, но я чувствую себя довольным", - сказал Добсанг Чомбель, 84 года, бывший тибетский монах, который взял в руки оружие, чтобы помочь Далай-ламе бежать из Тибета в 1959 году и который был в тибетском сопротивлении в Мустанге до 1974 года.
"Я сделал все честно и правдиво, когда моя страна во мне нуждалась", - говорит он.
Для многих борцов за свободу из Украины и Тибета, которых я встретил, их решение бороться не были на самом деле решением как таковыми. Их стране были захвачены, погибали невинные люди, и именно поэтому они должны были идти бороться.
Ты не можешь остаться в стороне, когда враг атакует твою Родину
Это простая арифметика. Это не романтика или идеализм, хотя для посторонних это выглядит именно так. Контролировать их решение было так же трудно, как воздушный шар на ветру. Дать ей отпор было единственным способом реакции на несправедливость, свидетелями которой они стали.
"Ты не можешь остаться в стороне, когда враг атакует твою Родину", - сказал украинский доброволец Василий Иваскив, 53 года, во время того, как готовил завтрак в подвале, служивший прикрытием от артиллерийских атак, в Песках, Украина.
Пески - это прифронтовой город на востоке Украины, чуть подальше от руин Донецкого аэропорта, который выглядит как разбомбленный Сталинград. Когда я последний раз был там в июне, разгромленный артиллерией город был почти полностью покинут. Там оставались всего несколько местных жителей и 93 бригада украинской регулярной армии, которая была разбросана по всем подвалам и укреплениях в траншеях.
Иваскив, бывший шахтер из города западной Украины Ивано-Франковска, называл меня "Америка" и имел привычку (несмотря на мои протесты) защищать меня от снайперского огня своим телом. Небольшой и мускулистый, Иваскив излучал энергию, которая позволяла ему охранять мужчин вдвое моложе него в течение целого дня. Он был олицетворением отцовской фигуры. Его всегда можно было найти за ремонтом чего-то или приготовлением пищи. Иногда он ругал молодых солдат за неосторожность и недостаток дисциплины.
Иваскив ушел добровольцем на войну после нескольких поездок на линию фронта в первые дни войны, куда он доставлял помощь. "Я увидел как эти молодые ребята борются и умирают ради Украины, и я знал, что должен тоже идти воевать", - сказал он мне, добавив гордо, что его отец воевал с нацистами во время Второй мировой войны.
Когда он ушел на войну, Иваскив сказал, что ему пришлось переступить через жену, которая сидела в дверях, всхлипывая и умоляя его не уходить.
"Она не могла ничего сделать, чтобы остановить меня, - сказал он. - Я должен был идти".
На убийство
Я спросил Чоеджор, как ему, буддистском монаху, для которого любое убийство - даже насекомого - под запретом, было превратиться в солдата, которому приходилось убивать китайских солдат голыми руками.
"В начале я думал, что все мы монахи, а потому не должны убивать, - пояснил он. - Однако когда я вспомнил весь тот ужас, который наделали китайцы, я отверг все свои колебания относительно убийства. После того, как стал свидетелем стольких плохих вещей, я забыл что убивать - это грех. Я надеялся, что буду убивать и это делало меня счастливым".
"Я не чувствовал ни малейшего колебания относительно убийства, - ответил мне Церинг, когда я спросил, не тяготило ли его то, что он был монахом. - Они убивали наших людей. Ради нашей страны и нашего народа, я не мог колебаться. Давать отпор в борьбе единственная правильная вещь, которую я делал".
"Мы убивали гораздо больше китайцев, чем они нас, - сказал Чомбер. - Однако не имеет значения, как много мы убили, ведь на следующий день их становилось все больше. Они были как муравьи".
Стоя в окопе в Широкино в ветрянный апрельский день, всего лишь в 500 метрах от позиций российских сепаратистов - достаточно близко, чтобы услышать их голоса - я спросил Гриззло - пребывания близко к врага не делает ли убийство более сложным? Я удивлялся: такая близость к врагу не гуманизирует ли его?
"Для меня это не так сложно, - сказал мне Гриззло. - Наши враги, русские, они как животные ... я люблю уличные бои, где расстояние очень маленькое. Это реальная война, когда ты можешь видеть своего врага воочию и видеть глаза своего врага".
"Мы должны воевать с ними здесь, потому что они не остановятся, - говорит 28-летний украинский снайпер Владимир в Песках. Он работал на фабрике пива Оболонь. Дома оставил жену и маленького ребенка. Он верил, что если украинская армия оставит свои позиции в Донбассе, объединенные русско-сепаратистские силы продолжат наступление, и может даже дойдет до его родного города на западе страны.
"Я никогда не колебался стрелять, или нет, - сказал он. - Я никогда об этом не жалел".
Свобода не бесплатна
В тот день, когда я впервые приехал в Украину, в августе 2014 года, я посетил Майдан - центральную площадь Киева, которая стала эпицентром революции в 2014 году. Там до сих пор остаются дыры от пуль в тротуарах и дорожных знаках на улице Институтской, где провластные снайперы расстреляли протестующих в прошлом феврале.
Когда я туда приехал, площадь была покрыта слоями цветов и свечей у обрамленных фотографий более ста протестующих, которые погибли. Лица портретах были как молодые, так и старые, мужские и женские. Когда я ходил вокруг, пытаясь понять, что произошло шесть месяцев до того, я услышал американский голос, который выделялся из российских и украинских и говорил: "Свобода не бесплатна".
"Мир возможен, однако Украина должна быть свободной страной. Мы освободить нашу территорию и тогда будем жить в мире"
Эта банальная, ура-патриотическая фраза уже стала клише в Америке. Ее можно услышать на День Памяти или Четвертое Июля. Вспоминается и шуточная песенка "Свобода не дается даром" из "Команда Америка". Тем не менее, когда я услышал эти слова в Киеве, со шрамами революции вокруг, их смысл действительно зацепил.
Я думал об этих словах и восемь месяцев спустя, когда я стоял на пляже, усыпанном кратерами от артиллерии в Широкино и говорил с Иваном Харьков, 20-летним студентом-журналистом, который пошел добровольцем в батальон "Азов".
"Мир возможен, однако Украина должна быть свободной страной, - сказал Харьков. - Мы освободить нашу территорию и тогда будем жить в мире".
Свобода не дается даром. Я продолжал думать об этих словах в течение последнего месяца, когда я встретил Церинг Тундук, 70-ти лет, который жил на индийском побережье озера Пангонг немного поодаль от Гималаев. Береговая линия напротив дома Тундука была Тибетом, Родиной, с которой он бежал в 1959 году. После того, как китайские солдаты убили его родителей, заставляя его и его младшую сестру смотреть на это. Ему на тот момент было 14 лет.
Годами позже, ища убийц своих родителей, чтобы им отомстить, Тундук присоединился к тайному подразделению 22 Тибетской части Индийской армии, которую поддерживало ЦРУ для борьбы с китайцами в Гималаях. Он служил в течение 27 лет и был участником боев в нескольких конфликтах с Пакистаном. Однако он никогда не воевал с китайцами.
"Это было разочарование - воевать в войнах против кого-то другого, - сказал он. - Лично я всегда боролся за Тибет, а не за Индию".
Сейчас Тундук живет как кочевник на крыше мира, как это делали его родители. Он не возвращался к Тибет с 1959 года, и он признает, что в свои 70 он, вероятно, уже никогда этого и не сделает. Но он по-прежнему убежден, что однажды Тибет будет свободным.
"Каждое существо имеет место, где родилось, место, куда оно мечтает вернуться, - говорит он. - Моя идентичность - это Тибет. До смерти мы будем мечтать вернуть нашу страну".
Свобода не бесплатна. В течение последнего года я встретил многих людей, чьи жизни символизируют это утверждение. Например, Оксана Черная, 35 лет, профессор университета, отложила свою жизнь, когда в Украине началась война. Теперь она доставляет посылки украинской армии на линии фронта. Она носила бронежилет поверх цветастого сарафана, когда проезжала на своем набитом добром старом авто через артиллерийский огонь.
"Иногда я так боюсь, что не могу убрать руки с руля, - рассказывала мне она во время интервью в Киеве. - Я так боялась. Мои суставы белели и я не могла дышать. Однако я должна была это делать".
Возможно, свобода просто означает больше для тех людей, которые видели альтернативу ей
И, Лхасанг Церинг, 68 лет, бывший тибетский партизан, который служил в Мустанге. Он отклонил предложение продолжить обучение в медицинской школе в Университете Джонса Хопкинса, чтобы присоединиться к тибетскому сопротивлению (решение, за которое Далай-лама лично ругал его).
Колты Церинг учился в высшей школе в Индии, статья в газете о тибетских сопротивление вдохновила его. Он пояснил: "Я сказал себе:" Хорошо. Господи, эти ребята борются, но если мы, молодые тибетцы, мы не будем бороться, то как сопротивление будет продолжаться?".
Сейчас он живет в Дхарамсале, Индия, где у него есть книжный магазин. Однако приверженность Церинг к независимости Тибета не утихает.
"Я думаю, что борьба за свободу превыше всего, - сказал он. - Я решил это, когда собирался посвятить свою жизнь борьбе за свободу. И я, как и раньше, готов умереть за независимость".
Стоит того, чтобы бороться
Цена свободы, как правило, устанавливается теми, кто пытается ее уничтожить. Тем не менее, несмотря на российские танки и китайские погромы, украинцы и тибетцы до сих пор верят, что за свободу стоит бороться.
Возможно, свобода просто больше означает для тех людей, которые видели альтернативу ей. Когда я спросил, вернется ли он когда-нибудь в Тибет, Чомбель ответил: "Без Далай-ламы - нет".
"Если я вернусь до того момента, когда Тибет не станет свободном, это будет своего рода капитуляция, - пояснил 84-летний бывший монах и борец за свободу. - Я до сих пор настроен достаточно оптимистично относительно того, что однажды Тибет станет свободным. Если бы я был моложе, я бы вернулся для борьбы. Однако я старый, и скоро умру. Теперь это дело подрастающего поколения".
"Украина - это наше государство, - сказал мне Гриззли в траншее у Широкино. - Мы свободны и мы должны бороться за нашу свободу, как в свое время это делали наши отцы и деды".
Свобода не бесплатна. Эти слова и то, что они на самом деле означают, звучали в моей голове, когда я 7 августа читал письмо от подруги Вирджинии, французской журналистки, которая сообщала мне о том, что убит Даниила Касьяненко на поле боя в восточной Украине.
"Я помню, что он говорил нам, что война - сука, и он хотел домой, - писала она. - Кровавая война. Мы с тобой знаем, что он был солдатом, и что такое могло произойти с каждым солдатом, но иногда это действительно несправедливо. ... Ему было всего 19".
Текст публикуется с разрешения автора
Перевод Gazeta.ua
Первую часть статьи читайте здесь.
Комментарии