Волонтер из Полтавы 48-летняя Ирина Бойко 99 дней пробыла в плену у боевиков. У нее отрезан мизинец на левой руке, многочисленные ссадины на теле от пыток. Проходит курс реабилитации в местной больнице. Планирует вернуться к волонтерской работе.
С Ириной встречаемся в сквере возле областной больницы восстановительного лечения. Она кутается в бежевую куртку, на ногах — розовые тапки в горошек, темные с сединой волосы аккуратно собраны на затылке. Под глазами — темные круги.
— 19 июня с товарищами Борей Мисюренко, Витей Калашниковым и Вовой Матлашем на двух пикапах повезли гуманитарную помощь для украинских военных на Донбасс: еда, медикаменты, одежда, — рассказывает Ирина. — Перед поселком Должанское на Луганщине проезжали блокпост боевиков. У нас была легенда: едем в соседнее село на похороны дяди. Мол, с продуктами там трудно, а должно съехаться много родни. Постовики собирались уже пропустить нас, как из автобуса вышла женщина, на вид лет 40. У нее была прострелена нога. Сказала, чтобы не отпускали, и вызвала комендатуру донских казаков. Пока они ехали, я в трусы спрятала флаг Украины, который везли бойцам на передовую. Молилась, чтобы не начали раздевать. Нас повезли в Ровеньки. Там устроили допрос, сильно били. Особенно мужчин. Чтобы хоть как-то уменьшить издевательство над ними, я назвалась руководителем волонтерской группы. Объясняла, что наша поездка — гуманитарная. Они бесились: "Эти укры по нас стреляют, а ты, сука, их кормишь!" Первые дни держали на территории бывшего комбикормового завода. Там стояли две металлические кровати, миска с водой, буржуйка. На полу валялась старая одежда. Снаружи охраняли вооруженные боевики. Убежать было нереально.
Сообщили ли родным, где вы?
— Утром мне принесли телефон и приказали звонить дочери. Я должна была сказать: "Если на протяжении часа украинская военная часть в Должанском не сложит оружие, всю нашу группу расстреляют". И сразу отобрали трубку. Больше на связь с родными не выходила. Через несколько часов вывели на улицу. Думала, будут убивать. Впереди увидела спины своих товарищей. Нас бросили в машину и повезли в Антрацит. Там начался ад, — Ирина нервно закуривает. Курит по сигарете каждые 10 минут. Во время рассказа о пытках несколько раз срывается на крик, потом сдерживается, извиняется. — Сначала истязали попарно, потом всех вместе. Спрашивали, не корректировщики ли мы и для чего приехали на Донбасс. Били резиновой палкой, молотком по коленям, — на правой ноге поправляет эластичный бинт, под ним показывает следы — большие темные полосы от острого конца молотка. — Ложкой пытались вынуть глаз, сверлили тело электродрелью. На мне осталось 13 дыр.
Во время первого допроса отрезали фалангу мизинца на левой руке. Один из казаков бил и говорил: "Мне так нравится, когда эти мешки с говном падают". Я сжимала зубы и стояла. После побоев нас завели в небольшую комнату. Дали бумагу, карандаши. Сказали писать автобиографию. Я понимала, что нас прослушивают. На листке написала товарищам, чтобы помогли мне умереть, потому что не смогу больше выдержать побои. Витя Калашников поднял глаза и сказал, что должна быть сильной.
Даже когда подтвердилась информация, что мы волонтеры, над нами продолжали издеваться. Ужасно били за украинский язык. Один молодой боевик щупал меня и говорил: "С этой сукой я позабавлюсь". Слава богу, обошлось.
Вам не оказывали медицинскую помощь?
— Нет, бросали в пустой гараж и оставляли одну. Несколько раз проверяли, жива ли. Часто теряла сознание. Лечилась мочей и пеплом, который нашла на полу. Надрубленный палец начал гнить. Ужасно болел. Не могла ничего удержать в руке.
Руку с отрезанным мизинцем прячет в карман.
— Сильно мерзнет, — объясняет. — Медицинскую помощь получила, когда попала к Безлеру.
Как это произошло?
— 22 июня меня и еще нескольких людей переправили в Горловку, которую контролирует Безлер. Там было совсем другое отношение к пленным. Меня больше не истязали, трижды привозили врача. В камере я была 13-й. Почти все местные. Кроме меня, сидела еще одна женщина. Ее задержали, потому что припарковалась не в том месте. Остальные — мужчины. В основном сидели за пьянку и другие мелкие нарушения. Количество людей постоянно менялось. В сентябре начали подсаживать боевиков. Некоторые бросались на меня с кулаками. Но серьезных столкновений не было. Они действительно верят в российские басни об укропских карателях, которые убивают за русский язык, истязают и распинают детей. Когда узнали, что меня должны отпустить, уговаривали остаться в Луганске. Говорили: укропы — звери, на первом блокпосту тебя убьют. Здесь мы тебя сможем защитить. Пыталась осторожно объяснить, что происходит в действительности. Хоть за подобные разговоры могли расстрелять. После разговора видела, как люди становятся менее категоричны. В действительности, среди местного населения на Донбассе много патриотов, порядочные люди. Даже караульные приносили передачки от своих жен: еду, средства гигиены.
Верили, что вернетесь домой?
— Не всегда. Было три приступа ужасного отчаяния. Не понимала, почему меня до сих пор не вытянули оттуда. Неужели никто не ищет? В течение трех месяцев поиском нашей группы занимался полтавский правозащитник Василий Ковальчук. Игоря Безлера знает со времен афганской войны, вместе служили. Обращался к нему в надежде нас разыскать, но напрасно. 27 сентября Безлер сам позвонил Василию Григорьевичу и предложил забрать меня. Выставил требование: прибыть в Горловку не позже восьми утра следующего дня. В назначенное время Ковальчук с моей дочерью Таней и полтавским активистом Михаилом Дугиным встретились с Безлером. Меня отпустили. Дали деньги на одежду и обувь. Когда на первом нашем блокпосту увидела украинский флаг, хотелось и смеяться, и плакать. Дома сначала обняла и расцеловала родных. Потом сделала маникюр. Несколько дней по возвращении в Полтаву не могла спать, не выходила сама на улицу.
Вам известна судьба трех других волонтеров?
— В последний раз их видела во время допросов в Антраците. На третий день плена Бориса Мисюренко расстреляли. О судьбе двух других не знаю.
Звонит телефон.
— Детки у них маленькие, худенькие. Да вы не перебирайте. Берите все подряд. Если какая-то одежда по размеру не подойдет, отдадим в интернат, — кладет трубку. — Собираем теплые вещи для беженцев из Славянска. У семьи четверо детей. Нужно помогать.
722 человека освободили из плена боевиков в течение месяца, сообщает уполномоченная президента по урегулированию конфликта на Донбассе Ирина Геращенко. Раньше отпустили 1,3 тыс. людей. В целом в плену и пропавшими без вести считают 2,8 тыс. человек, по данным СБУ.
3 
35413
Комментарии