Баба Мотя, как ее называют соседи, живет в селе Геронимовка, вблизи Черкасс. 17 ноября Мотроне Косецкой исполнилось 79 лет. В четырехлетнем возрасте она пережила Голодомор.
У подъезда 12-квартирного дома Мотрона Андреевна громко обсуждает что-то с соседками.
— Утром света не было во всем доме, — объясняет женщина, пока поднимаемся по лестнице в ее квартиру на 2-й этаж. — Сколько на веку пережила, а теперь никому не нужна. Куда не звоним, никто не реаги рует.
В трехкомнатной квартире много ковров. Живет баба Мотя одна. На год младший муж Михаил Косецкий умер четыре года назад. Две дочки и сын живут отдельно. 55-летняя Нина и 54-летняя Люба — в Кременчуге, Михаил, 51 год, — в Геронимовке.
Мотрона была старшей из шести детей в семье Андрея Маркияновича и Анны Семеновны Захарченко. Жили в селе Самовица — теперь Ленинское Драбивского района.
— Мне четыре года было, как голодовка началась. Мама где-то возьмет горсть проса, натолочет. А я под стол влезала и шелуху собирала. Себе в рот клала и братика Феодосия кормила, чтобы не подохнуть. Ему год всего был, — утирает глаза.
Мотрона Андреевна говорит, что ее отца раскулачили.
— В 31-ом загоняли в колхоз. Отец не хтив. У него были волы, кони. Они пришли, не знаю, коммунисты или кто, все забрали. Даже стекло с образов. Полотно мама ткала, и его забрали все. Она кричала: "Оставьте же хоть детей одеть".
Женщина вспоминает, что зиму едва пережили.
— Весной на сорняках выжили. Калачики ели. Камыш из воды вылезал — спичаки называли его. Вода еще со льдом, а мы лезем в ту воду и до стае м. Кто быстрее, чтобы никто не вырвал. Сама ела и родителям домой несла.
Рассказывает, что и потом жили бедно. В семье родилось еще двое детей: в 1936 году — Катерина, в 1939-м — Петро.
— Я в школу в восемь год пошла, потому что не было в шо обуться, — достает большой фотоальбом из шкафа. На пожелтевшем снимке — дети с учительницей, половина — босые.
Говорит, как началась Отечественная война, немцы сожгли село. Люди жилы в землянках.
Под конвоем вели, с ружжами
— Закапывали с матерью зерно под печью в доме. А оно тогда такое прокоптевшее, что есть нельзя.
12-летнюю Мотрону хотели забрать в Германию. Спас знакомый родителей. Он проводил медосмотр.
— Выписал мне бомажку, что больна на голову. Но через месяц облава была, и нас с двоюродной сестрой Полей на печи нашли. Наш сельский выдал. Говорит: "Осе де вули лежат". Под конвоем вели, с ружжами. Я в туалет попросилась — и как побегу через поле! — хватается за сердце. — А сестру мою забрали. После войны она вернулась. Плавочки мне подарила. До войны все люди без бе ль я ходили.
Говорит, после войны в колхозе кормили плохо. Давали на день 200 граммов хлеба. Каждый хотел получить горбушку, потому что там не такой непропеченый.
— С братом гнилую картошку на поле собирали и оладьи пекли, — вспоминает женщина. — Сейчас дочки говорят: "Мамо, повикидайте те лохмотья, что в шкафу". А как я выброшу? Как вспомню, что нуждалася...
В 1949-м женщина поехала на работу на Донбасс. Ремонтировала железную дорогу в Макеевке.
— Мы рельсы таскали, шпалы. А был один мужчина — костыли молотком забивал, и не так. Я хватаю тот молоток и сама давай забивать. Мастер увидел и перевел меня косты льщицей. Стали смеяться: "Захарченко, что это ты мужиков подтоптала?".
Через год поехала в Красный Луч Луганской области. Работала вагонщицей в шахте.
— На деньги, что заработаю, покупаю полотно и отсылаю домой. Чтобы было во что братьев и сестер одеть. Ела только тульку и воду пила. Но такая пампушка была, — показывает фотографию, где сидит с девушками. — Косы на бомагу крутила, не резала.
С мужем познакомилась на Луганщине.
— Он моим бри гади ром был. Я ему "дядя" говорила. Как-то в клубе говорит: "Я сегодня к вагонщице пойду". Эге, думаю, черта пойдешь. У нас общежитие 150 женщин, и мужчин не пускают. Спряталась за общежитие м. Смотрю, его пустили! Прихожу, а он спит на кровати. Я в слезы. Пошла в "красный уголок" спать. Кавалер — на кровати, а девушка — в "красном уголку".
Через год подали паспорта на роспись. Женщина говорит, не хотела сначала, потому что Михаил любил выпить. Но был трудолюбивым. В 1952-м, когда родилась дочка Нина, переехали на Хмельниччину к его родителям. Семь лет жили в маленькой хате под соломенной крышей.
— Такая хата был, как у Шевченко, вот покажу, — долго листает альбом. — Наверно, не в этом. У меня 20 альбомов. Очень люблю пересматривать.
Показывает свадебные снимки внучек — 29-летней Юлии и Оксаны, 27 лет.
— Мы с мужем золотую свадьбу отпразнували, — показывает себя в фате из шторы. — Одели бабе гарди ну на голову. Такой свадьбы не было, то дети золоту устрои ли.
Рассказывает, как вышла на пенсию, начала вышивать. Но из-за глаукомы ухудшилось зрение.
— Теперь в карты играю и в домино с мужиками во дворе. Муж покойный научил. Бывало, наварим мунди рки и сидим до пяти утра.
1928, 17 ноября — Мотрона Захарченко родилась в с. Самовица Драбивского района тогда Киевской области
1949 — переехала в Макеевку на Донбасе
1951 — в г. Красный Луч Луганской области познакомилась с Михаилом Косецким, расписались
1952 — родилась дочка Нина; переехали в с. Бережана Чемеровецкого р-на на Хмельниччине
1953 — родилась дочка Люба, через три года — сына Михаил
1975 — переехали в с. Геронимивку Черкасского р-на
1981 — ездила по путевке на экскурсию по 12-ти городам-героям Советского Союза
1983 — вышла на пенсию
2001 — отпраздновала с мужем золотую свадьбу
2003 — муж умер
3 
1
Комментарии