"Можете не разуваться", — говорит 67-летний Юрий Логвин, приглашая войти в свою квартиру в писательском доме на улице Гончара. В углу, на полу, валяется сломанная печатная машинка 1923 года. Паркет серый, затоптанный. На подоконнике — краски и бутылка растворителя.
— Живу, как Диоген, — сел за стол. — Ни собаки, ни кошки — даже женщины нет. И мастерской у меня никогда не было, все делал на колене, — говорит. — Девушки и без мастерской мне позировали — и голиком, и как угодно. В этом году еще их не рисовал. Стены не прогрелись до степени воодушевления, не могу мордовать прекрасный пол, — кутается в безрукавку. — А рисую обнаженную женскую натуру с 54-го. Где угодно. В кукурузе. В конопле. В шахте лифтовой, где был стеклянный потолок и хорошо падал верхний свет.
Жена не...
— Говорю же, нет, — насупился. — Прогнал к чертям. Дочку с двух лет воспитывал сам. Представьте — ребенку 5 лет. Вы идете в детскую поликлинику. А там сидят 20 мамаш, и ты один среди них, поц. Сейчас дочь в Канаде. Знает пять языков, а вынуждена подрабатывать в благотворительной организации.
Не одиноко вам?
— Какое одиночество? У меня книги! Жалею, что каша варится не три минуты, а 30. Что картошку нельзя есть сырой. Что нужно чистить селедку, стирать носки... Книга мне жизнь спасла, — кивает на старенький книжный шкаф. — В 46-м году заболел воспалением легких. Плюс дистрофия. Папа с мамой взяли книжку про Палех — вот такую! — и сдали в комиссионный магазин. Там сейчас "Домашняя кухня", на теперешней Богдана Хмельницкого. Продали томину и купили для меня полный набор американских лекарств.
А рисовать когда начали?
— В оккупации — у бабушки Мокрины и деда Никона. В селе Доброполе. Там была трофейная лощеная бумага. А чернила — из цветного порошка, добытого мальчишками из немецких сигнальных ракет. Синие, красные и зеленые. Позже, в Киеве, куда нас отец забрал после войны, учительница взяла мои работы на республиканскую выставку, и я получил третью премию. Это была иллюстрация к Гауфу, немецкому сказочнику, — "Халиф-аист". Вручал мне ее знаете кто? Владимир Ефимович Семичастный, тогдашний комсомольский деятель, а в будущем шеф КГБ Советского Союза. Грамота с автографом дяди Володи у меня есть, берегу.
Отец влиял на вас?
— Он был историком архитектуры. Ездил на этюды с отцом режиссера Андрона Кончаловского. Но на меня никогда не давил. Я до всего доходил сам.
А как отношения с коллегами?
— Художников раньше я очень раздражал. Еще с института. Потому что уже на втором курсе в издательстве "Радуга" издал сказку "Северное сияние". А в день защиты имел вторую книгу — эфиопскую сказку. Мне студент-эфиоп рассказал, я обработал художественно, проиллюстрировал. Могес того парня звали. Позже, во время какого-то мятежа в Эфиопии, его убили. И написали на трупе: "Убит по ошибке".
На трупе написали: "Убит по ошибке"
А писатели всерьез меня не воспринимали. Кроме Жени Гуцало, Григора Тютюнника и Валерия Шевчука. Я мог выпить рюмку. Запеть срамную песню. Это производило впечатление человека несерьезного. Для большинства я был "не то". Как говорили в Москве: "Логвин, вы неудобный!"
А в Москву что занесло?
— Здесь не давали дышать, и в 70-м решил поступать на Высшие сценаристские курсы. Заведовал ими большой специалист по диверсиям и друг Лаврентия Берии Михаил Маклярский. "Подвиг разведчика" — это по его сценарию. От Украины было семь претендентов. Первый — Василий Стус. Мы с ним встретились на углу Крещатика и тогдашней Карла Маркса. Он говорит: "Мой сценарий на почте задержали и передали в КГБ". А мой прошел. Но я очень вольно вел себя на собеседовании. Начальство решило, что со мной будет хлопотно — мне потом одна девочка из ЧК рассказывала в Москве. Позже я поступил в Литинститут имени Горького.
Логвин поправляет косо заломленный берет.
— Береты ношу с 58-го. Хотя, бывает, цепляются некоторые. Почему, мол, не наденете брылик и вышиванку, а ходите в беретике, как не наш? Мне удобно, голова не мерзнет.
В 60-х я зачастил в семью киевского гинеколога Вилегжанина, — продолжает. — Он сидел с Агатангелом Крымским, тот погиб на его глазах, где-то на этапе. У Вилегжанина бывал один филателист, которому я подарил гравюру. В 92-м тот филателист вдруг обозвался. Говорит, независимой Украине нужны марки. Привел меня к замминистра связи Стародубу, мы договорились о серии из восьми марок на трипольскую тематику. Стоили марки по-разному: от одного купоно-карбованца — до десяти.
Стали зажиточным человеком?
— Ну да, разве не видно, — хнычет Логвин. Выходит, потрескивая рассохшимся паркетом, и возвращается с альбомом. — За первые четыре марки, которых напечатали тиражом 40 миллионов, как на современные деньги, получил 112 долларов 76 центов.
Зато знаменитостью себя почувствовали.
— В Европе под маркой микротекстом дают фамилию автора. Я тоже очень тонко сделал подпись. Прихожу в редакцию "Укрпочты", смотрю, а клерки сидят и с наслаждением скальпелями сошкрябывают мою фамилию.
Логвин смеется.
— В летописи "Война казацкая" Дорошенко — ж-жлобоватый немного вояка, с вот такой шеей, коротким носом, — рассказывает о своей серии 17 украинских гетманов. А по официальной версии — рыцарь. Хотя этот рыцарь, узнав, что жена ему наставила рога с его, как теперь сказали бы, адъютантом, бросил войска, которые уже победили российских воевод на Левобережье, и побежал устраивать шахсей-вахсей любовникам.
Московские деятели спивались, их травили клевреты. А украинские вожаки, или, как бы теперь сказали похабно, "полевые камандиры"? Довбуш пошел к Дзвонке — застрелили. Кармелюк пошел — застрелили. Из-за женщины проиграл Украину Дорошенко. Тимофей Хмельниченко погиб, занимаясь любовью с девушкой из свиты своей невесты. Упало ядро, сломало телегу, упорка разбила ему бедро, и он умер от гангрены. Только один из наших воинов погиб из-за водки — сотник Харко, в честь которого назван Харьков.
Звания какие-то имеете, премии?
— Никаких званий, никаких премий, — отзывается Юрий Григорьевич. — Первая и последняя награда — от Семичастного за "Халифа-аиста".
1939 — родился в Кременчуге
1945 — семья переселяется в Киев, на Ярославов вал
1958 — поступил в Киевский художественный институт
1968 — учеба в художественных мастерских Академии искусств
1971 — побег в Москву
1973 — возвращение в Киев
1977 — рождение дочери
1982 — получил квартиру в Киеве, на ул. Гончара
1989 — роман о террористах-асасинов "Тайны одного бриллианта"
С 1959-го по 2006-й написал несколько романов, проиллюстрировал сотни книг. Автор самой большой серии почтовых марок Украины.
4 
1
Комментарии