Несколько десятков черно-белых фотокарточек воинов Украинской повстанческой армии и зачитанный "Кобзарь", изданный в начале 1920-х, нашел 34-летний Андрей Мигалюк в селе Воскресинцы Коломийского района Ивано-Франковщины. Тайник он обнаружил, убирая в доме, унаследованном им от покойной родственницы Параски Гуцуляк.
— На чердаке было все завалено, — рассказывает он. — Никто там не убирал с 1998 года, когда она умерла, — подставляет лестницу и лезет на чердак. — Сушеные груши еще висели и травы, потому что лечилась ими. Убирал два дня, а потом стал присматриваться, не течет ли крыша. Смотрю, между балкой и черепицей торчит что-то, в газету завернутое. Развернул — а там фотографии.
Старая деревянная, мазаная глиной, но еще добротная хата стоит в центре села. Отец прежней владелицы Михаил Гуцуляк был у Воскресинцах священником. Андрей Мигалюк достает из шкафа портреты: Михаил и Евдокия Гуцуляк в свадебных нарядах. Первой у них родилась Маричка, потом Степан, за ними Параска. Евдокия умерла во время родов, когда появился на свет Николай. Михаил во второй раз не женился. Когда в Коломые вербовали в УПА, принес присягу и получил псевдоним Папа. За ним пошли и дети.
— В селе у них была конспиративная хата, они прятали партизан, — вспоминает станичная повстанцев 86-летняя Анна Жупанская, которая живет по соседству. — Кто-то на них донес, началась перестрелка. Василий Сербенюк — псевдоним Мороз — застрелился во дворе, чтобы не сдаваться живым. Люди говорят, что Маричка умерла от увиденного — сердце разорвалось. Мы видели, как ее тело без ран волочили по земли. Было то в 44-м после Михаила (после 21 ноября. — Gazeta.ua).
Сохранилось письмо Степана к сестре Параске. Андрей Мигалюк нашел его между старыми фотокарточками Гуцуляков. "Слава Иисусу Христу! Дорогая сестричка, знаю хорошо, что ты переживала большие муки в ту субботу после Михаила, — пишет он. — Потому что хорошо знаю по себе, но я переживал не одну муку, что не смогли помочь Маричке... Мне в тот день так было досадно, думал жизни себя лишить".
Чернила выцвели, не все можно понять. Параску и Николая арестовали в том же 1944-м. Михаил погиб 16 апреля 1945-го, было ему тогда 57.
Анна Жупанская надевает очки и берет фотографии. Большинства из односельчан, запечатленных на них, уже нет среди живых. Узнает брата Параски Гуцуляк Степана, псевдоним Степа. После арестов и смерти Марички он скрывался. Погиб в родном селе в конце 1948 года. До 1990-х из Гуцуляков дожила только Параска.
— Мне кажется, что она не до конца поверила в независимость Украины, поэтому никому не рассказывала о фотографиях, — допускает Андрей Мигалюк, показывая ее уцелевшие документы — паспорт, трудовую книжку, справку о реабилитации.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: В Литве начали публиковать имена бывших агентов КГБ
На спецпоселение женщину выслали в Тайшетский район Якутии. Освободили только в 1960-м. Параска устроилась на рудодобывающий комбинат в Краснодарском крае России. Домой вернулась через семь лет.
Снимки ей мог передать брат Степан. Везти их с собой в Сибирь женщина не могла: за найденные при обыске фото к сроку могли прибавить несколько лет. По-видимому, хранила где-то в селе, а когда вернулась на родину, нашла их и перепрятала.
— Посмотрите, какие это были люди, — Андрей Мигалюк протягивает фото. — У них счастливые лица.
Станичная Сосна носила повстанцам еду
Анна Жупанская сама была в сибирском спецпоселении 18 лет. 15 мая 1946-го 25-летнюю станичную осудили за то, что собирала и доставляла продукты украинским партизанам. Люди в селе об этом знали. Приносили хлеб, фасоль, зерно.
— Еду носила в соседний лес и там оставляла. Говорили только место, — рассказывает женщина. — Был приказ отнести, оставить, не оглядываться. Идем так, будто на поле работать, а потом было стрильче (встреча. — Gazeta.ua). Никто нам не доверял: изменников много было.
Говорит, что с тех пор, как принесла повстанческую присягу, по имени ее никто не звал — у нее был псевдоним Сосна.
— Мы прошли курс, как рану нужно перевязать, помощь оказать. А как радовались с девчатами, что можем делать что-то для Украины. Уже сейчас нет таких людей, — вытирает слезы.
Арестованных повстанцев везли в застенки НКВД в Коломые.
— Это большая тюрьма, — продолжает она свой рассказ. — В камере спали на полу — было нас, женщин, столько, что когда переворачивалась одна, то всем приходилось. Как слышим — ключи загремели, у всех волосы становятся дыбом. С допросов приносят за руки за ноги, бросают к нам. Держали меня там полгода.
Вспоминает, что в тот день, когда ее, 13-летнего брата Петра и маму вывозили в Сибирь, выпал первый снег. Брат ходил в школу, способный был к науке. Когда их забирали, взял с собой книжки — не знал, куда едет. Имущество семьи конфисковали.
— Была добротная хата, конюшня, конь, корова, телка, свинья. Не позволили даже зарезать курицу и с собой взять. По пути в Сибирь ели крапиву и мерзлую мандебурку (картошку. — Gazeta.ua).
6 
1
Комментарии
584