"В Киеве "великая бескровная" революция приобрела гротескные формы. Сразу чувствовалась"рука большевиков". В газетах печатали резолюции митингов, в частности уголовных преступников, которые тоже вынесли свои резолюции в пользу революции. "Киевская Мысль" восхваляла революционные митинги кухарок, которые требовали права пользования роялями, гардеробами своих хозяек", — описывала Наталия Полонская-Василенко Февральскую революцию 1917-го, которая Российскую империю превратила в республику.
Революционный 1917-й застал 33-летнюю ученую-историка в Москве — работала в архивах. Эта, казалось бы скучнейшая, работа ее захватывала. Говорила, что это для нее спорт, азарт — никогда не знаешь, что откроется в новом деле. А еще поверялась в письме родителям: "Хорошо переноситься в ХVIII век — ХХ такой грустный". Наталия Полонская исследовала Казачество. Искала ответ на вопрос: почему Новороссию, которая появилась на месте Запорожья, не считают Украиной? Чтобы ответить на него, ездила и к археологу Дмитрию Яворницкому в Катеринослав, современный Днепропетровск. "В результате этих бесед у меня уже тогда сформировалось мое понимание истории Южной Украины: она была и осталась Украиной, частью большой Украины", — вспоминала впоследствии. Из-за такой позиции у нее было немало недоброжелателей среди коллег. Многие из них не воспринимали ее просто потому, что она женщина — тогда это была редкость среди научных работников.
Наталия Полонская-Василенко первой среди женщин получила звание приват-доцента Киевского университета. Больше двух лет блестяще сдавала экзамены, читала пробные лекции — и получала отказ. Только в конце 1916-го ей таки позволили стать лектором. Завершает работу в московском архиве и правдами-неправдами достает билет в Киев — как раз разразилась революция. Но начать преподавать оказалось не так просто. "Учеба прекратилась, — вспоминала Полонская-Василенко весну 1917-го в мемуарах на склоне лет.
— В университете все аудитории превратились в залы для митингов, в средних школах митинговали ученики и объявляли осуждение родителям как классовым врагам". Не работал ни университет, ни Высшие женские курсы, где она тоже должна была читать лекции. Студенты и курсистки требовали, чтобы преподаватели вступали в какую-то из социалистических партий. Везде царило "чувство безнадежности, беспомощности, предчувствие чего-то еще более ужасного, что должно произойти, что надвигается".
С сентября учебный процесс возобновился. Чтобы прокормиться, Полонская-Василенко читает курсы истории и археологии сразу в пяти заведениях. Ее охотно слушали и студенты-первокурсники, и учительницы с женских курсов, и служащие без высшего образования из Народного университета. "Жить мне было очень трудно, потому что я выходила утром из Печерска, пешком шла в гимназию Байковой, из гимназии — в университет. Потом где-то обедала, — а тогда это была уже сложная проблема, — после того на курсы Жекулиной, или в Народный университет, или в Институт географии, и совершенно уставшая пешком — потому что трамвай ходил очень плохо — шла на Печерск. Я комбинировала работу так, чтобы два дня не выходить из дома, потому что нужно было готовить столько новых курсов", — вспоминает об этих временах. Жила сама, в 4-комнатной родительской квартире. До зимы даже сумела нанять служанку — убирать и отапливать большое помещение времени у нее не было. "Времена были тревожные. Каждый день приносил что-то страшное. В Киеве царила анархия".
Среди хаоса 1918–1920 годов продолжала работать. Полонская-Василенко в те годы где только не преподавала: от Женского богословского института до командных курсов при штабе губернской милиции и трудовой школы. Пока была здорова, как-то перебивалась. Но голод и слабое здоровье — у нее было больное сердце и туберкулез — сделали ее уязвимой для инфекций. Трижды она подхватывала смертельно опасные болезни: грип-"испанку", сыпной и брюшной тиф. Когда в 1920-м выписалась из больницы, чуть живая после сыпняка, на следующий день у нее конфисковали все вещи. На продукты выменивать было больше нечего. Оставили только перемену белья и родительскую библиотеку. Книжки занимали почти все пространство квартиры, и в нее подселили еще три семьи, в целом восемь человек — "уплотнение".
Полонскую-Василенко приглашали работать в московские институты, Симбирский, Бакинский и Крымский университеты. Она сначала вроде бы собиралась, писала запросы, согласовывала. Но в конечном итоге оставалась в Киеве. Объясняла: не может оставить этот город. Под преследованиями советской власти прожила до нападения Германии в июне 1941-го. А в 1943 году не стала ждать возвращения большевиков в Киев и выехала во Львов. В следующем году приняла приглашение Украинского свободного университета в Праге. Когда советские войска подошли и к Чехии, перебралась в Мюнхен. Туда переехал и УСУ. Наталия Полонская-Василенко сразу взялась в нем преподавать. "В переполненном студентами зале раздавался ее властный голос. Она читала по памяти, причем впадая в транс, закрывая глаза. На всю жизнь запомнился приятный тембр ее голоса. Говорила она богатейшим украинским языком, грамматически корректно, но орфоэпия была часто русской", — вспоминал Омельян Прицак, будущий директор Украинского научного института Гарвардского университета. А тогда, в 1945-м, он был студентом УСУ. В Украину Наталия Полонская-Василенко больше не вернулась.
Выходила замуж в 20, 39 и 53 года
Наталия Меньшова — такая девичья фамилия Полонской-Василенко — родилась 13 февраля 1884 года в Харькове в семье военного. С первым мужем поручиком Сергеем Полонским поженились в 1904-м. Писала ему перед замужеством: "Выходя замуж, я не собираюсь стать идеальной безликой женой, о которой мужчина вспоминает только тогда, когда ему нужна ее прислуга и вся жизнь которой есть годить мужу". Отказалась постоянно переезжать за мужем на места его службы. Вопрос о разводе возник в первый год брака, но развенчали их только через 10 лет. Еще замужем, Наталия влюбилась в своего учителя в Киевском университете историка Митрофана Довнар-Запольского. Но на 20 лет старший профессор был женат, имел двух сыновей.
Во второй раз выйти замуж Наталия Полонская решилась 39-летней. О ее чувстве к учителю истории Николаю Василенко знала вся Фундуклеевская гимназия. Наталия тогда училась в пятом классе. О ней даже ходила по рукам карикатура: девушка на коленях протягивает пылающее сердце преподавателю, надпись: "Вот к чему приводит любовь к истории". В 1919-м они сближались как коллеги по научной работе. Когда зимой 1921-го Наталия больная не вставала с постели, Василенко стал ее ежедневно посещать. Он уже был академиком, ему было 55 лет. Через год его обвинили как руководителя контрреволюционной организации "Центр действий" — несуществующей организации. Ее выдумали в НКВД, как потом и ряд других для расправы над украинской интеллигенцией. Полонская-Василенко оббивала все возможные пороги в Киеве, тогдашней столице УССР, Харькове, Москве, чтобы мужа отпустили. Организовывала письма в защиту. И таки вырвала его из тюрьмы. Он прожил еще больше 10 лет, но последние три, подточенный болезнью Альцгеймера, постепенно терял связь с реальностью. Тело сковывал паралич. В октябре 1935-го Николай Василенко умер.
В 1937-м Наталия вышла замуж за коллегу Александра Моргуна, экономиста и историка кооперативного движения. Ей было 53, ему — 62. Вместе они уехали в эмиграцию. Там Наталия Полонская-Василенко написала самый известный труд — двухтомную "Историю Украины". По ней до сих пор учатся украинские студенты. Договор с издательством на пособие Полонская подписала в 1960 м — нужны были деньги на лечение мужа. Через год он умер. Наталия Дмитриевна хотела отказаться и вернуть аванс. Но издатель не согласился. Работа длилась три года, а печать затянулась вплоть до 1971-го. Тогда ученая уже жила в приюте для престарелых в немецком городке Дармштадт. Там и умерла 8 июня 1973 года. Похоронена на кладбище в Новом Ульме рядом с Александром Моргуном.
1 
35413
Комментарии