— У нас появился поэт, который не читает, а поет свои стихотворения, — нахваливал Булата Окуджаву своим парижским друзьям его коллега Андрей Вознесенский в начале 1960-х. — Стихи самые обычные, музыка непрофессиональная, поет посредственно, а все вместе — гениально.
Пока Окуджава выступал по квартирам, о нем на литературном Олимпе мало беспокоились. Хотя его почитателей становилось все больше, они охотились за его песнями, записанными-перезаписанными на магнитофонных бобинах. Подпольная слава стала официальной в начале декабря 1961-го — в Ленинграде фанаты Окуджавы чуть не разнесли Дворец искусств.
— Когда я подошел к дворцу с женой, увидел громадную толпу, которая забаррикадировала вход, — вспоминал тот ленинградский концерт математик Леонид Руховец, который сейчас живет в США. — Она заполнила проезжую часть проспекта Невы, и конная милиция направляла транспорт в другую сторону. Поклонники без билетов просто ворвались внутрь. Их волна сметала все на пути, в том числе бабушек-билетерш. Наши билеты не помогли попасть во дворец — зал уже был забит. Нам отвечали в духе Ильфа и Петрова: "У всех есть билеты". Вдруг я увидел какого-то артиста, который пробирался к входу с фразой: "Я член президиума Театрального союза!". Его пропустили, потому что "член президиума" звучало убедительно.
Руховец с женой прошли следом за артистом. В концертном зале яблоку негде было упасть, люди забили все проходы.
Старшие коллеги-литераторы такого успеха Окуджавы простить не могли. И уже через две недели после концерта, 26 декабря 1961 года, на сессии Союза писателей СССР устроили обсуждение песен Булата Окуджавы. Советские "литературные динозавры" должны были приспосабливаться, чтобы сделать карьеру, а молодым с началом хрущевской "оттепели" все давалось слишком легко. Карьера того же Окуджавы строилась сама по себе: его песни пел весь СССР. Если бы эти песни были хоть путевыми — советскими, а то непонятно что. К тому же напетые под гитару — блатной, мещанский инструмент. Следовательно, Окуджаве решили сильно промыть косточки, выгнать из Союза. Это должен был быть разгром.
— Ну, поразвлекались, а теперь — за розги, — сыронизировал после обсуждений-наездов писатель Владимир Солоухин.
— Ану, пусть споет! — перебили его выкрики коллег. — То, что на вечерах своих исполняет!
Темноволосый, бледный, с блестящими, как от лихорадки, глазами, Окуджава сдержанно говорил:
— Я все спою.
— Нет, ты спой то, что в Ленинграде!
— Хорошо, я спою то же. Может, не все так страшно.
Взял почти вертикально гитару и запел: "До свидания, мальчики" и "Арбат", "Бумажный солдат" и "Полночный троллейбус". На исходе выступления атмосфера судилища изменилась. "Талант исполнителя, особенность голоса и соответствующая энергетика от тех в зале, кто был дружелюбно настроен, сделали свое дело, — пишет в дневнике писатель Андрей Гладков. — Стало ясно: "прорабатывать" Окуджаву не удастся. Поэт победил".
— В Союзе я остался, но власть с 1961 года со мной боролась, — вспоминал Окуджава.
За ним следили люди из КГБ, в доме стояли "жучки", даже в кровати. Больше 10 лет — все 1960-е — его не пускали на телевидение и радио. Зато пластинки с песнями выходили за рубежом, там же публиковали его произведения. Легче стало в 1970-1980-х: кинематографисты считали хорошим тоном включать песни Окуджавы в свои ленты. Так в "Белорусском вокзале" зазвучала "А нам нужна одна победа", "Соломенная шляпка" — в одноименном фильме, "Ваше благородие, госпожа Удача" — в "Белом солнце пустыни", песенка кавалергарда — в "Звезде пленительного счастья".
Во время гастролей в США в 1991 году Булату Окуджаве стало плохо с сердцем. Нужна была срочная операция стоимостью $50 тыс. На помощь пришли друзья, издатели. Эмигранты присылали чеки на $10, $50. Год спустя часть долга перед больницей покрыло американское правительство. Советскому было не до того — страна разваливалась.
После операции Окуджава прожил шесть лет. В середине мая 1997-го он приехал в Париж. Заболел гриппом, который перешел в воспаление легких. Барда положили в один из лучших госпиталей французской столицы. У Окуджавы открылась язва, началось внутреннее кровотечение. 11 июня жена Ольга крестила его. Получил имя Иоанн. На следующий день барда не стало. Через полгода жена нашла в кармане его пиджака листок со строками: "Предчувствовать смерть и смеяться, не значит ее не бояться".
"Только раз я видела его пьяным"
По возвращении с войны Булат Окуджава поступил на филологический факультет университета. В 1947-м женился на однокурснице Гале Смольяниновой — дочери подполковника.
— Муж не прокормит семью стихами, — упрекал тесть Булата.
Тот как мог пытался вжиться в простую русскую семью, но стать своим у него не получалось. "Булат запомнился нам замкнутым, скупым на шутки, он ревниво оберегал свои занятия от чужого взгляда, — вспоминает в мемуарах сестра его жены. — Галя мужа любила бездумно. Она собирала его стихи, увлекалась ими, ни в чем ему не противоречила". Но супруги все большие отдалялись друг от друга. Конец их браку положила песня Окуджавы, где были строки:
А в чем ты повинна?
А в том и повинна,
что рада была
любви половинной:
любимой слыла,
да ненужной была.
— Я не люблю этого стихотворения, — сознался Окуджава впоследствии в интервью. — Я написал его сгоряча. И очень несправедливо было то, что я написал. Я оскорбил замечательную женщину, которая меня любила. А самое подлое, что я начал эту песню исполнять в том кругу, в котором мы оба вращались. Я сразу пожалел об этом, но было поздно: песня "пошла по рукам".
Официально он оформил развод с Галиной в 1964-м — чтобы она могла получить квартиру. После этого женился на физике Ольге Арцимович, с которой давно имел отношения. В следующем году она родила ему сына, тоже Булата. В том-таки 1965-м — ровно через год после развода — первая жена Окуджавы умерла от острой сердечной недостаточности. От первого брака у Окуджавы был сын Игорь (1954-1997). Его воспитывала тетя — мамина сестра. Сменил несколько профессий, от музыканта до мясника, страдал алкоголизмом и наркоманией. Умер за полгода до отца.
В 1981-м Булат Окуджава влюбился в младшую на 31 год певицу Наталию Горленко. Она подошла к нему на вечеринке после одного из концертов в Москве. Ради барда бросила мужа. До встречи с ней Окуджава восемь лет ничего не писал. А когда вспыхнул роман — опять пошли стихи и песни. "Он любил гостей, любил готовить, — пишет в воспоминаниях Наталия Горленко. — Делал это прекрасно, вдохновенно. Любимое блюдо — сырная запеканка. Ели икру, зелень, сыры всякие, пили коньяк. Говорил, что женщину не нужно спрашивать: что вы пьете? Нужно спрашивать: вы будете водку или коньяк? Только раз я видела его пьяным. Да, он выпивал, но знал меру. Любимый его тост — "Выпьем за это мгновение. Будут другие, но этого уже не будет".
Жена Ольга иногда порывалась уйти от барда, а иногда — он сам хотел оставить семью. Чтобы прекратить общие страдания, от Окуджавы через пять лет ушла Наталия Горленко.
2 
1
Комментарии
14