После очередного звонка мне открыли трое Стученят сразу, беленькие и курносые копии Инки.
— А мамы нет дома! — сообщили они.
— А папа?
Стученята переглянулись.
— А вы бухать пришли? — поинтересовалось средненькое.
— Нет, я пришел поговорить.
— Тогда заходите, он там, сдыхает. А мы русского разведчика поймали! Показать?
Под вешалкой моргал глазами чернявый ки ндер, крепко привязанный телефонным кабелем к стиральной машине.
— Он по-нашему не умеет! Ванька, скажи: "цяця".
— Цаца.
— Вот видите? Он хочет на нас атом бросить!
— Пить хачу, — простонал чернявый. — Памагите!
Мне стало не по себе. Я подошел ближе, чтобы отвязать малого.
— Э, нет! — запротесто вали Стученята. — Это он придуривается, хочет обратно в Москву сбежать.
— Пить хачу, — продолжал скулить пленный. — Дайте мне водки!
— Слыхали? Они без водки сдыхают за две минуты пять секунд, мы засекали. Сашко, принеси ему водки!
Младшенькое Стученя метнулось на кухню, нацедило из крана полную кружку воды и преисполненным милосердия движением начало заливать русскому в глотку. Тот похлебал -похлебал, сделал громкую отрыжку и оживился.
— А ти пе рь, хахлы, асвабади те ми ня! Потому что я пазваню при зи де нту, дак он позовет Китай и Газпром, дак вам здесь ме ста буди т мало.
— Ага, разбежались. Как он позовет Китай, так мы позовем всех наших и закидаем вас натом! По самую Рязань!
— Фи, не баи мся мы вашего ната! У нас е сть газ. Сикретный.
Газ — это серьезно. Украинцы начали чесать затылки.
— А мы, — нерешительно пропищало меньшенькое, — не дадим вам водки! Тогда вас всех белка ухватит, вот.
Я достал из сумки коробку конфет, подал старшему:
— Дели на всех.
— Спасибо, — сказали судьи и военнопленный, а я пошел в комнату Стука, плотно прикрыв дверь.
За дверью восстал Ад. Среди Ада лежал Адский Матрас, а на нем дожаривалось тело полудохлого Минотавра, отдаленно напоминающего Стука.
Стояли сякие -такие жертвоприношения аборигенов: почти полная бутылка "Поляны Квасовой", четыре картофелины в "мундирах", несколько сигарет и зажигалка. Минотавр очаровано смотрел на старую афишу "Острова Лесбос" и жалобно мычал. На мое появление он никак не среагировал.
Скорей иди куда-нибудь на кофе, потому что тебе такого нельзя слушать, ты еще мала и чиста
— Ну, это классика, — сказал я, садясь на подоконник. — Добрый день, Стук.
— Я з-д-х-а-ю...
— И когда ж ты, наконец, сдохнешь? — заботливо поинтересовался я.
Минотавр оскорблено мигнул красными запухш ими глазками, попробовал отвернуться к стенке. Когда Стук пару недель не мог выйти из запоя, Инка бросала его и малых на произвол судьбы, сбегая к маме в соседний городок. Ситуацию контролировала ее подруга, которая каждый вечер докладывала оперативную обстановку по телефону. На второй -трети й день у Стука срабатывало реле родительской ответственности, он начинал варить детям есть, отвозил их в школу и детсад, мимоходом попадая в реал.
Но в этот раз реле явно не сработало.
— У тебя нет выпить?
— Есть.
— Налей мне немножко.
Он выпил водку и снова лег. Через минуту взгляд стал осознаннее. Пора было начинать.
— Стук, у меня хре новая новость.
— Какая?
— Японцы созвали собрание.
— Ну.
— Они пригрозили разорвать контракт.
— Врут. Они кайфуют от Марии.
— Они добились твоего исключения.
Воцарилась такая тишина, что можно было услышать, как желтеет клен за окном.
— И вы проголосовали? — Стук поднялся на локте.
— Да, дружище. А что нам оставалось?
— Вы же могли сказать, что я болен!
— Мы уже дважды это говорили. Ты две недели не ходил на репетиции. Через три дня концерт в Луцке, потом Ровно и Хмельницкий. Мы ставили фанеру, сколько могли, но они заявили, что подписали соглашение с живым перкусистом, а не с компьютером. Они принципиально не догоняют таких вещей, как запои, ты же знаешь.
— И Мария проголосовала?
— Мария, как всегда, сказала "нет". Но мы сказали "да". Ты больше не член "Острова Лесбос". Ну, ничего, ничего, старик, не переживай ты так, найдешь себе какую-нибудь другую работу...
— Я больше не член, — шепотом повторил Стук. — А вы, значит, члены... Какие же вы только чле-е-ны...
— Стук, не заводись. Тебе нужно поехать со мной и подписать расчет. Что ты отказываешься от контракта. Ну, просто формальность. Там тебе немного капнет, баксов тридцать, на первое время хватит.
Стук порывисто сел на Адском Матрасе.
— И-у-у-ды!
— У нас не было другого выхода.
— Вы же знаете, что Инка на бирже, она уже год не работает! У нас трое малых! А теперь еще и я?!
— У каждого свои проблемы. Воца уже нашел нового барабанщика. Тебе нужно подписать...
— Я подпишу. И нарисую. Я нарисую вам ночь. Вы такой еще не видели.
Стук вскочил на ноги, начал надевать джинсы. Он оделся за сорок пять секунд, как отличник боевой и политической подготовки в советской армии. Подбежал к зеркалу и свирепо расчесал вздыбленные волосы, торчавшие во все стороны. Из расчески посыпались зубья, он киданул ее в угол...
— Поехали. Я вам сейчас устрою Кобо Абе и Йоко Оно. Я вас там всех раком поставлю, вместе с японцами, филиппинцами и коринфянами.
Давя смех, я закашлялся.
— Чтоб ты, падло, ноги протянул к вечеру, — от всего сердца посочувствовал мне убежденный христианин Стук.
Если бы я вывел из комнаты стайку покемоно в, Стученята удивились бы меньше.
— Сашко, бегом умываться, — скомандовал Стук мизинцу, вымазанному конфетой. — Ванька, марш домой, ты и так здесь целыми днями толчешься. Сергей, чистить картошку, ту зеленую кастрюлю — с горой. Максим, бегом к тете Наде, одолжи десятку, купишь четыре пакета молока, два батона и пачку масла. Осторожно через дорогу, не так, как в прошлый раз. Все. Я скоро приеду.
Через полчаса в студию влетело торнадо.
— Мария! — закричало оно с порога, — спасибо тебе, девочка, ты настоящий человек, солнце, золото и небо. А теперь скорей иди куда-нибудь на кофе, потому что тебе такого нельзя слушать, ты еще мала и чиста! Я сейчас буду говорить с этими дядями про траханье! Где эте сраные японцы?
Мария сняла наушники, вопросительно глянула на Тузика. Тот сокрушенно вздохнул, достал из нагрудного кармана пять гривен:
— Купи ему, пожалуйста, пористый, он такой любит.
Мария исчезла.
— Да, — с садистским наслаждением произнесло торнадо, — а теперь, дяди, слушайте меня очень внимательно и почтительно. Тузик, ты — пидар. Старый, жирный, продажный пидар. И ты, Воца, пидар в очках. И ты, — торнадо крута нулось на одной ноге, ткнуло меня пальцем в грудь, — тоже пидар!
— Ну, ни хре на себе заявки! — багровая туша Тузика начала вылезать из-за пульта. — Да я тебе сейчас яйца пооткручиваю, алкашня ты пухлая!
— Это еще далеко не все. Где эте долбаные японцы? Мало того, что вы три пидара, вы еще и лохи драные, японские подстилки, затычки и подтирки, и я счастлив, что больше никогда в жизни не увижу ваших пидара... Мария, я же сказал: иди на кофе! Я еще только на чал!
Мария отдала мне плитку пористого шоколада и подошла к зарешеченному окну.
— Там такая красивая осень на улице, — улыбнулась она ко всем, — пойдемте куда-нибудь погуляем.
Я снял обертку и отломил ароматный кусочек.
— Хочешь? — дружелюбно предложил Стуку.
Тот отпрянул от неожиданности и чуть не упал. Но уже заподозрил нечистое.
— Вы?.. Вы меня... как последнего пионера... купили?
— А ты думал — продали? Учебная тревога, ефрейтор Стук. Ты действовал согласно уставу и своевременно прибыл на сборный пункт. Командование выражает тебе благодарность. В следующий раз за такие слова я тебя задушу вот этим кабелем. Не посмотрю, что у тебя трое детей, — Тузик снова умостился за пультом.
— Ты выиграл, — догадался Стук.
— Ага, — сказал я. — Ты сегодня на удивление сообразителен. И резв.
— В следующий раз, — сказал Воца, — к тебе уже никто не поедет, заруби себе на носу. Ты задол бал, Стук, ты уже всех нас достал, понимаешь?
— Завязывай с ки ром, старик, — сказал я. — С сегодняшнего дня.
— На сколько завязывать? — спросил Стук, не глядя ни на кого.
Мы переглянулись.
— На два года, — отозвался Тузик. — До конца контракта. А тогда хоть залейся, глаза бы мои тебя век не видали.
— Два года — многовато, — заколебался Стук.
— Ничего, потерпишь. Зато потом устроишь себе такой дембель! Милу Йовович пригласишь, Бритни Спирс... А чего ж, хорошие девушки, с такими и выпить не грех...
2 
1
Комментарии