Объяснять можно по-разному, но факт остается фактом: на протяжении веков дифференциальными признаками в России один из самых дрянных в мире государственный механизм и одна из мощнейших в мире литература, занятая, в частности, глубоким анализом дряни государственного механизма. Создается впечатление, что Россия, собственно, и существует ради того, чтобы быть постоянным объектом сокрушительной критики со стороны хорошей литературы. Я по крайней мере других причин ее существования придумать не могу. Так или нет, но на каждую свою Екатерину сама же Россия отвечает Радищевым и на каждого Николая — Чаадаевым.
Кстати, о Чаадаеве — авторе знаменитых "Философских писем". В Письме первом (и единственном, которое автор успел опубликовать при жизни) Петр Яковлевич писал: "Сначала дикое варварство, потом грубое суеверие, дальше иностранное господство, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего от мира не взяли, мы не привнесли к массе человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не способствовали движению вперед человеческого ума, а все, что досталось нам от этого движения, мы обезобразили". Ясно, что "высочайшим" указом произведения Чаадаева были запрещены, а его самого объявили безумным. Ясно, потому что российская власть, канонизировавшая сама себя в византийском стиле, традиционно не может поверить, что психически здоровый человек способен сказать ей правду. Для правды в России существуют исключительно юродивые. Или писатели, что — с точки зрения власти — одно и то же.
Однако критерии душевного здоровья в России и остальном мире, кажется, являются разными. Во время варшавской презентации роману Виктора Ерофеева "Хороший Сталин" одна из присутствующих в зрительском зале россиянок спросила: какой смысл писать о Сталине сегодня? Автор в свою очередь спросил, давно ли уважаемая читательница посещала родину и не пробовала ли она внимательнее присмотреться к деятельности путинского режима. Зал зааплодировал: полякам не нужно объяснять, что есть общего в разных российских властях. Общим является сам тип российской власти, о чем поляки знают еще со времен Анджея Бобковского, который, потрясенный последствиями Варшавского восстания, в 1944 году написал в своих "Эскизах пером": "Я с самого начала как можно чаще употребляю слова "Россия" и "россияне", потому что здесь речь совсем не о коммунизме, о смене строя. Это все надстройки — сутью является Россия, исконная Россия, которая настолько не знает и не понимает понятия "свобода", которая не нуждается в ней. Я ненавидел их всегда, с детства, и сегодня ненавижу их настолько "чисто", насколько "чистым" является их цинизм. Ненавидеть нельзя, но, по-видимому, временами бывают ненависти настолько оправданные, что отказ от них был бы отказом от самого себя".
Не знаю, как другие города планеты, но, скажем, Краков 9 мая 2005 года был обклеен "народным творчеством": из листа А4 прохожим по-кагэбистски улыбался Путин. Его верхнюю губу украшали маленькие усики. Подпись внизу гласила: "Сегодня Гитлер сидит в Кремле". К одному из плакатиков подошли молодые россиянки и со словами "Ух ты, классно!" сделали несколько фотографий.
Российская власть не может поверить, что психически здоровый человек способен сказать ей правду
Между тем у нас — не Польша, потому что у нас чуть ли не половина населения не только чувствует ностальгию по "великой империи", но и отдает свои голоса на каждых выборах силам, само появление которых на политической арене современной Европы невозможно. И это есть тот единственный "украинский феномен", объяснить который я так и не смог ни одному из сотен поляков, с которыми мне пришлось общаться. Не смог, поскольку и сам не понимаю, какие процессы должны протекать в психике, чтобы голосовать за идеологию, носители которой уничтожили больше твоих соотечественников, чем все захватчики за всю историю вместе с нацистами. В каких медицинских справочниках искать сроки по обозначению симпатии к государству, целью которого является лишение тебя всех возможных прав и свобод? И есть ли от такого лекарства? Возможно, здесь могло бы помочь тщательное чтение само российской литературы: от Радищева с Чаадаевым — через Герцена и Салтыкова-Щедрина — до Виктора Ерофеева.
Сила романа "Хороший Сталин" заключается в детальном автобиографичном отчете об освобождении от российской великодержавной мании, о выздоровлении, хотеть какой совести (если она есть) вынуждает в любом случае — даже если ради этого придется "политически убить" собственного отца. Ценность и убедительность мировоззренческого, а следовательно, и экзистенциального выбора Ерофеева предопределена в значительной мере именно личными обстоятельствами его жизни. Потому что одно дело бросить вызов режиму, когда твой отец, например, репрессированный воин УПА, и совсем другое — когда он является воплощением этого режима, помощником Молотова и переводчиком Сталина, советником посольства во Франции и советским послом в Австрии, когда сам ты с пеленок привык к кремлевскому спецраспределительному раю. Эволюция от маленького номенклатурного паныча до редактор легендарного внецензурного альманаха "Метрополь", до диссидента, который осознал, что его отец "был нацистским дипломатом, только служил не Гитлеру, а Сталину", и составляет внутренний сюжет романа.
Впрочем, даже не это — очевидное для всего нормального мира — осознание тождественности Гитлера и Сталина, нацизма и коммунизма является главным достижением Ерофеева. В итоге критическое отношение к власти является общей характерной чертой хорошей российской литературы. Но Ерофеев идет дальше, разрушая последнюю российскую иллюзию — иллюзию о прекрасном российском народе как вечной жертве бесчеловечного государственного механизма. Исследовав механизм изнутри, автор уловил мистическую связь между российским народом и его властью: "Наше возвращение к системе нормальных ценностей практически нереально. Мы лишь имитируем здравый смысл. Для Запада и большинства российской интеллигенции Сталин — одно, а для многих миллионов россиян — другое. Они не верят в плохого Сталина. Народ забыл обиды хорошего Сталина, спасителя России и отца великой нации. Безнаказанность Сталина абсолютна. Что означает этот абсолют? Российская литература не справилась со Сталиным. Она не заметила, что представление Сталина российскому народу подобное представлению Иисуса Иосифовича. Лишь Иосиф Виссарион пришел к другому избранному народу — назвался богоносцем — принимай гостя! —,чтобы гость остался с ним навсегда".
Что здесь добавить? Разве такое: сам факт появления романа Виктора Ерофеева (как и те российские девушки с фотоаппаратом) свидетельствует пусть о слабенькой, но все-таки наличие другой — хорошей — России. Правда, неясно, именно ли эту Россию считает хорошей Адольф Виссарион Путин.
Литературный критик и переводчик Александр Бойченко родился 15 декабря 1970 года в Черновцах. В 1992-ом окончил филологический факультет местного госуниверситета. Кандидатскую диссертацию защитил в 1996 году. До 2007-у преподавал зарубежную литературу и теорию литературы. Издал сборник критических текстов "Что-то вроде шатокуа" (2003) и "Шатокуа плюс" (2004). В 2003 году стал победителем всеукраинского рейтинга "Книга года" в номинации "Эссеистика". Переводит с польского и русского. Автор нескольких сотен публикации в газетах и журналах. Вместе с Юрием Андруховичем редактирует литературный интернет-журнал "Потяг 76". Живет в Черновцах.
рисунок: Володиимир КАЗАНЕВСКИЙ
2 
1
Комментарии