Сельские учительницы не отличались от колхозниц

 

После выпуска из пединститута мы с женой и годовалой дочкой поехали по направлению в сельскую глибинку. Там хотя бы давали жилье. Нам выделили так называемый переселенческий дом.

Еще в институте мы старательно конспектировали статью Ленина "Страницы из дневника". Наизусть знал фразу: "Каждый учитель должен быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит, и не может стоять в буржуазном обществе". На практике было далеко не так.

В 1980-м ставка молодого педагога составляла 100 рублей. Филологам и математикам доплачивали "десятку" за тетради. Еще столько — за классное руководство. Право на льготную очередь на жилье появилось только при Горбачеве. Но своих квартир педагоги в городах так и не дождались.

Сельские учительницы выходили замуж за местных трактористов и комбайнеров. Заводили коров, свиней, птицу. Спустя несколько лет мало чем отличались от колхозниц. Иначе жить было тяжело — в сельмаге не было ни мяса, ни молочных продуктов. "Выписать" продукты из колхоза или заказать трактора вспахать огород могли только колхозники.

Советская педагогика основывалась на "Теории и методике коммунистического воспитания". Если отделить от нее идеологию, она была не такой и плохой. Но содержала одну глубокую ошибку: учитель не был главной фигурой воспитательного процесса. Залогом успеха считалась сама методика, т.е. набор средств обучения. Например: слово партии на уроке, воспитательный момент, использование раздаточного материала и тому подобное.

Учительская работа свелась к чистой технике — как можно больше применить различных методов, а какой от них эффект — не важно. Я знал коллег, которые с годами становились "заслуженными" и "отличниками образования", но ученики не любили ни их, ни их уроки. Потому что ничего разумного, доброго, вечного в детских душах не сеяли.

Мне повезло: на второй год учительства попала в руки книжка "Педагогический такт и педагогическое мастерство" Ивана Синицы. Она стала моей учительской Библией — такого в институте не преподавали. Вот как, скажите, повести себя учителю, если 5-класник среди урока залез под парту и лает? Таких "нештатных" ситуаций было множество.

5-класник среди урока залез под парту и лает

А вокруг закостенелость и заформализованность в образовании доходила до абсурда. Уже в городской школе классных руководителей вынуждали брать с родителей расписки, что на время каникул они отвечают за своих детей. Потому что в период обучения всех собак вешали на учителя. То негласно запрещали ставить "двойки". Потому что, говорили, учитель ставит оценку не школьнику, а себе. То требовали делать в кабинетах стенды "Тысяча профессий и среди них одна твоя". Не упоминаю о политинформации, пионерских собраниях, уроках мужества, ремонтах классных комнат и десятках других вещей, которые висели на учителе камнем.

Во время горбачевской перестройки я не выдержал и пошел в журналистику. Немало моих коллег терпело дольше.

В начале 1990-х учителя начали убегать из школы массово. Остались те, кто уже не мог ее бросить или кто не мог реализоваться в чем-то другом. Они приспособились к новым условиям и приняли новые правила игры.

Теперь педагоги торгуют оценками, медалями, репетиторством, находят среди родителей спонсоров, создают благотворительные фонды, заказывают себе подарки на День учителя или выпускной. Коммунистический формализм и показуха сменились барышничеством.

А государство обращает внимание на образование только два раза в год: во время первого и последнего звонка. Тогда в школы скопом едут государственные мужи. Они проводят показушные уроки патриотизма, произносят нудные речи, а потом садятся в свои "лексусы" и исчезают до следующего раза. Учителя смотрят им вслед и думают:

— Ну слава Богу, и на этот раз пронесло.

×