Литвин и лошадка

О том, что еду в Канев на Чернечую гору, узнаю в прошлую пятницу после обеда. Откорректировать планы не могу. Жена утром поехала к тестю в деревню за 150 км. Это значит, мне некуда девать 7-летнюю дочь. Придется брать ее с собой и вести под палящим солнцем все 6 км от Успенского собора к Тарасовой могиле. Светочка берет в дорогу белую игрушечную лошадку.

В Каневе развлекаю ее, как могу. У подножия Чернечей дочь начинает считать ступеньки. У нее получается 290. Сердится на меня, потому-то говорил, что их должно быть 315. Труднее становится на горе. Мне нужно делать три дела сразу: записывать речи представителей власти, фотографировать и следить за ребенком.

Первым начинает Литвин. Он в музее дает пресс-конференцию. Журналисты столпились у столика с микрофонами, так что не протиснуться. Бросаю ребенка и продираюсь. Литвин говорит очередные банальные слова. Я пишу и фотографирую, пишу и фотографирую. Краем глаза смотрю на Свету. Она присела и заставляет своего игрушечного коня скакать по мраморному полу отреставрированной главной залы музея. К дочери подлетает какая-то тетка из пресс-службы:

- Ребенок, ты ведешь себя отвратительно.

Ребенок пугается. Хватает меня за руку и прижимается. Ей стыдно. Мне, признаться, тоже. Смотрю на глянцевого Литвина. "Вот кому никогда не будет стыдно ", - думаю.

После пресс-конференции задерживаемся в музее. Выходим, когда Литвину дают слово для речи перед могилой Тараса. Только диктор объявляет его фамилию, раздается громкое "Позор!" Закаленный в парламентских баталиях Владимир Михайлович от неожиданности бледнеет на глазах и, кажется, ищет руку, к которой смог бы прижаться. Через минуту к микрофону прорывается человек.

- Только перед вами выступали рабы, подножки, грязь Москвы, - цитирует Шевченко.

Охранники оттягивают от микрофона. Мой ребенок смотрит на все это с открытым ртом. Ей трудно представить, что дядя, который на могиле Шевченко цитирует строки из Кобзаря, тоже ведет себя "отвратительно".

×