Изюм в Харьковской области с первых дней полномасштабной войны оказался в эпицентре боевых действий. Россияне бросили на захват стратегически важного города большие силы.
Россияне бомбили инфраструктуру и жилую застройку с самолетов, били из артиллерии. 7 марта враг установил контроль над частью Изюма и продолжил атаковать подразделения Вооруженных сил Украины в другой половине населенного пункта. 2 апреля россиянам удалось полностью оккупировать город. Не выехавшие гражданские оказались в информационной блокаде и в следующие месяцы практически не знали реальной ситуации в Украине.
Город, в котором до войны жило более 40 тыс. человек, был освобожден ВСУ 10 сентября. Через несколько дней выяснилось, что в Изюме разрушены 80% жилой застройки, а в его окрестностях обнаружили места массовых захоронений.
Несмотря на интенсивные бои и российский террор, в Изюме после 24 февраля не переставала работать городская больница. А единственным врачом, который за месяцы оккупации даже не пытался уехать в более безопасное место, стал травматолог Юрий Кузнецов. С частью медперсонала он осматривал пациентов, проводил операции и принимал роды. И все это происходило в подвале медучреждения, которое стало убежищем для большого количества людей.
Корреспонденты Gazeta.ua побывали в изюмской больнице, чтобы узнать историю врача Кузнецова и пообщаться с нынешними ее пациентами.
РАЗБИТАЯ БОЛЬНИЦА
Изюм встречает разбитыми осколками частными домами и разрушенными зданиями. В городе до сих пор практически не работают магазины и аптеки. А чуть ли не единственное место, где можно купить хлеба и попить кофе, - киоск "Кулиничи" на окраине. Основные потребности людей в продуктах и лекарствах здесь обеспечивают исключительно благодаря гуманитарке.
На нескольких центральных улицах до сих пор пахнет гарью – веет от выгоревших зданий с почерневшими стенами и обваленными перекрытиями. А еще воняет дымом – от костров, которые кое-где развели изюмцы для приготовления пищи. Палят дрова и хворост, потому что газоснабжение вернулось далеко не ко всем.
Центральная городская больница им. Песчанской Богоматери, расположена в центре города на холме. Отсюда открывается живописный вид на жилые кварталы. Такое "видное" расположение делало заведение легкой мишенью для вражеских обстрелов – в медицинские корпуса неоднократно "прилетало". Доказательством служат многочисленные разрушения: от разбитых обломками стен в диагностических корпусах до пробитой крыши и разрушенного крыла основного здания.
На пандусе главного входа, под навесом припаркована старая "Газель" с разводами ржавчины. Вокруг машины службы экстренной медицинской помощи, "прижались" к стенам велосипеды. Сейчас это основной вид транспорта в Изюме, где горючее считается роскошью.
За входной дверью в больницу – коридор приемного отделения, стены которого украшены белой плиткой. Здесь тесно от количества людей, сидящих под кабинетами, медицинских каталок с носилками, коробок с перевязочными материалами и лекарствами. За следующей дверью – коридор поликлиники. Здесь начинаются кабинеты специалистов.
– Врача пока нет. Можете подождать в коридоре, – отвечает медсестра, работающая с Юрием Кузнецовым.
Не дожидаясь специалиста, спускаемся по лестнице в подвал. Из комнаты справа "разливается" свет и раздаются голоса: с травматологом общаются испанские журналисты.
вы поняли, как все будет? Напечатают, а потом начнут рассказывать
Подвальное помещение вдоль стенок заставлено коробками с медикаментами. На одном из них этикетка с триколором и надписью "Единая Россия". Испанцы снимают коробку на камеру, фотографируют. Юрий Кузнецов нервничает и несколько раз переспрашивает нас, знаем ли английский. Жалуется на переводчика и через несколько секунд подзывает его к себе.
– У нас российский госпиталь был рядом. Там много лекарств было, перевязочного материала. Так что ему, пропадать? Когда они ушли, мы туда зашли, – объясняет появление коробки Юрий Евгеньевич. – Я же и говорю: ты переводи. Ведь вы поняли, как все будет? Напечатают, а потом начнут рассказывать.
Врач выглядит уставшим и несколько раздраженным. Жалуется на иностранных журналистов, которые иногда позволяют себе лишнее. В качестве примера приводит историю с немецкими корреспондентами, которые без разрешения врачей вошли в палату пациентов.
– Я его спрашиваю: "А что было бы, если бы вы так в Германии к человеку зашли?". Он показывает пять пальцев – пять лет (наказание за такие действия. – Gazeta.ua). Ну я и говорю: "А чего вы тут тогда не спрашиваете можно, или нельзя?". Ну, они покраснели. А мне стало обидно, честно скажу.
СПАСИТЕЛЬНОЕ ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Врач ведет в длинный коридор освещенный лампами, свисающими с потолка. По обе стороны прохода – небольшие комнаты. В них сейчас темно и пусто. Вдоль левой стены коридора до сих пор стоят кровати. Именно здесь лежали пациенты, оказавшиеся в медучреждении с начала полномасштабной войны.
– В начале было несколько пациентов с минно-взрывными травмами, но основная масса тогда – это пациенты с соматическими заболеваниями и повреждениями костно-мышечной системы. Профильные, – рассказывает Кузнецов. – Когда мы сюда спускались, я был не один врач. Нас тогда было много. Все, кто был в то время на смене, они все (спустились в подвал. – Gazeta.ua). Например, хирургическое отделение тогда уже несколько дней дежурило в полном составе.
ребята, это ваше решение было. Ну вправе ли я вас осуждать?
Когда в Изюме начались жесткие бои, чрезвычайники начали эвакуировать тяжелых пациентов из больницы. Вместе с подопечными уезжали и врачи со средним медперсоналом.
– Ну это их решение, – продолжает Кузнецов. – Некоторые подходят сейчас: "Юрий Евгеньевич, там…". Я говорю: "Ну ребята, это ваше решение было. Ну вправе ли я вас осуждать?". Но мне очень повезло (что в подвале осталась часть медперсонала, в том числе младшего. – Gazeta.ua). Потому что вы должны понимать, что без той же санитарки – врач ничего не стоит. Ну стоит, конечно, но работать лечебное учреждение не сможет.
Юрий Евгеньевич говорит монотонно и не громко, время от времени опуская голову вниз. Это еще больше подчеркивает усталость, которая накопилась в нем за месяцы испытаний и переживаний. Не только за пациентов, но и за семью, которая в первые недели российской агрессии была в Изюме. Несмотря на это, увидеться с женой и сыном-студентом медику долгое время не удавалось. Причина в подорванном мосту через реку Северский Донец, разделяющую Изюм на две части. Когда переправы не стало – Кузнецов с семьей оказались в прямом смысле на разных берегах.
договорились, что сходим к семьям и вернемся. А вернулся только я
Юрий Евгеньевич мог видеть свой дом с верхних этажей больницы.
– Когда так смотришь на свой дом, то впечатление, что разделяют тысячи километров и не доберешься. Как я мог бросить? (город. – Gazeta.ua). Никак. Тогда надежда была, что быстро все закончится и все, – говорит медик.
Позвонить семье тоже не было возможности, потому что не работала мобильная связь. Повидаться с близкими удалось только в конце марта.
– Когда город переходит (под контроль к одной из сторон. – Gazeta.ua) и идут такие качели, то всегда есть пару дней затишья, когда нет обстрелов, ничего. Где-то так и получилось в конце марта. У нас тогда два доктора здесь оставались – я и Саша. Мы с ним договорились, что сходим к семьям и вернемся. А вернулся только я. И остался один, – вспоминает травматолог.
В начале апреля ему удалось эвакуировать семью. Но сам врач вернулся к своим пациентам в подвале. Он не смог их оставить, несмотря на регулярные "прилети". Хотя иногда такое желание и возникало, потому что обстрелы тяжело переживать, признается Кузнецов.
у нас, наверное, хороший ангел-хранитель
– Вчера над больницей самолет пролетел и все кто был в оккупации – сразу начали за стенки прятаться и в безопасное место выходить. Когда идут обстрелы, а кто-то говорит, что ему не страшно – не поверю, – говорит Кузнецов. – Я не знаю, как это описать… Очень тяжело. С другой стороны, мы уже настолько привыкли к некоторым вещам… Видели, как российские военные падали на землю, а наши люди шли дальше. Это не очень правильно, но это было.
Сама же больница наибольшим разрушениям подверглась в начале марта.
– И при контрнаступлении рядом ложились (снаряды. – Gazeta.ua). Но у нас, наверное, хороший ангел-хранитель. Здание устояло, – отмечает Юрий Евгеньевич.
РОДЫ
В подвале врачу Кузнецову приходилось принимать роды у жительниц Изюма. Поэтому должен был вспоминать теорию по акушерству и гинекологии, которой учили в мединституте, говорит специалист. С благодарностью он вспоминает и акушерок, которые в то время тоже были в убежище.
– Слава Богу все получилось и мы приняли четверо родов, – улыбается врач. – Недавно у нас женщина была, которая последней родила. У нее проблема, потому что не может получить свидетельство о рождении. Пошли в ЗАГС и оказалось, что находившиеся на оккупированной территории должны доказывать факт рождения через суд.
Наши женщины сделаны из гвоздей
В медучреждении женщине выдали справки установленного в Украине образца. Однако для местного отдела регистрации этого пока недостаточно. Подобная проблема есть и в других деоккупированных городах, говорит медик. Но добавляет, что украинские женщины способны справиться с любыми проблемами, особенно если дело касается собственных детей.
– Наши женщины сделаны из гвоздей. И я вам расскажу почему. Последняя женщина у нас родила в пятницу, где-то в 19:00. А на следующий день, в субботу в два часа, она уже покинула наше лечебное учреждение. Мы ее оставляли, но она домой пошла. У нее было еще двое детей.
Русские лояльно относились к роженицам, вспоминает медик. По крайней мере, в стенах больницы критических ситуаций связанных с ними или новорожденными – не возникало.
НЕСТЕРИЛЬНАЯ ОПЕРАЦИОННАЯ
Украинских военных в больнице не было, но с ранениями лежали гражданские мужчины. Поэтому россияне периодически устраивали тотальные проверки, чтобы убедиться, что в заведении никого не скрывают. Приходили с оружием и масками. Бывало, что забирали пациентов на допросы.
Однажды оккупанты забрали с собой мужчину с простреленной ногой. Однако вернули его через несколько часов. Где держали и что с ним делали – пациент не рассказал.
лишних вопросов никому не надо было задавать
– Те, кто здесь не находился в то время, не понимают, как все это происходило. У нас была полная информационная блокада. Мы не знали ни что в Украине происходит, ни что в других городах мира. Дозвониться практически невозможно было никуда. Даже с близкими мы общались в лучшем случае раз в два месяца. Они, видимо, глушили мобильную связь. Это во-первых. А во-вторых – такая ситуация была, что лишних вопросов никому не надо было задавать. Даже если мы что-то видели и понимали. Даже пациентам.
Юрий Кузнецов идет по подвалу. Становится напротив огромного плюшевого медведя. Рядом лежат несколько старых медицинских носилок, красный подростковый велосипед, карманная икона и мягкая игрушка-слоненок.
– Медведь был у нас в игровой детской комнате педиатрического отделения. Мы его сюда спустили. У нас прямо сейчас нет той комнаты... Надеемся, он скоро займет свое место, – говорит Юрий Евгеньевич. – Детей, к счастью, было немного (в подвале. – Gazeta.ua). Но раненые были дети и достаточно тяжелые. Такого возраста, когда родителей уже не слушают и лезут, куда не нужно. Где-то с 10 до 14 лет.
Оперировали пациентов в центре помещения, хирургическим столом служила каталка
Операционную в подвале обустроили в большой комнате с бетонными стенами и потолком. Сейчас ее пол устлан картоном, из-под которого за ногами поднимается цементная пыль. Источником освещения здесь служит несколько ярких ламп, свисающих с потолка на длинных проводах.
– Полочка из тех времен. Мы с аптеки ее спустили, – показывает на белые полки без дверцы, прислоненные к стене. – Здесь у нас стояли топчанчики – один высокий, а один низкий.
Чуть дальше в углу белеет каталка, рядом – передвижная хирургическая бестеневая лампа. Сейчас все это медицинское оборудование стоит без дела. А еще в конце лета активно использовалось. Оперировали пациентов в центре помещения, хирургическим столом служила каталка.
У нас у медиков есть такое понятие: "под крикаином"
Автоклавная не работала. Поэтому инструментарий стерилизовали химическим способом – дезрастворами. Они до сих пор здесь находятся, стоят в канистрах и бутылках у стены.
– У нас были в основном аптечные анальгетики и местная анестезия. Но врача анестезиолога не было. У нас у медиков есть такое понятие: "под крикаином" (когда пациента оперируют без наркоза и он кричит от боли. – Gazeta.ua), – говорит Кузнецов. – Здесь были ужасные стерильные условия. Но выхода у нас никакого не было: ни света, ни тепла.
Самыми страшными за месяцы оккупации были моменты, когда умирали пациенты, вспоминает Кузнецов. Спасти их не было возможности из-за тяжелых ранений. Часто – несовместимых с жизнью.
– Особенно, когда ранены грудная клетка и голова, – продолжает травматолог. – К счастью, их было немного, но попадались. Тела мы в наш морг увозили и служба "Груз 200" была. Они описывали и хоронили под номерами. Ну или родственники забирали...
Полностью процесс захоронения умерших врач не контролировал. Не знает, вмешивались ли в него русские.
Ее муж тоже на руках принес: "Евгенич, помогай"
Юрий Евгеньевич с грустью вспоминает случаи, когда его знакомые приносили на руках раненых осколками жен. Молили их спасти, но врач был бессилен.
– Самое тяжелое, когда ты этого человека знал… У меня две истории таких было. Вторую женщину я меньше знал… Ее муж тоже на руках принес: "Евгенич, помогай". Очень тяжело...
Врач опускает глаза и всматривается в пол, словно пытаясь что-то там разглядеть. Вспоминать погибших земляков ему очень сложно. В месяцы оккупации люди погибали от российских обстрелов и под завалами собственных домов. А еще в моменты, когда пытались созвониться с родней.
– У нас основная точка на Кременце (гора, расположенная в городе. Самая высокая точка Изюма. – Gazeta.ua) и летом там было большое количество людей, которые искали мобильную связь. И там погибли трое или четверо. Такая история, – добавляет врач.
СМЕНА ДЛИНОЙ В ПОЛГОДА
Юрий Кузнецов заступил на дежурство еще 6 марта. 7 числа должен был поменятся, но именно тогда ночное дежурство растянулось на полгода. Потому что в больницу уже везли пострадавших и тяжелораненых горожан – россияне разбомбили жилые многоэтажки.
– 24 на 7 мы здесь жили. У меня комната есть (в подвале – Gazeta.ua). Так я там до сих пор живу. Она тогда тоже не была в таком прямо виде… Это сейчас шкафчик поставил, стол какой-то. А то только топчаны были. И нас тогда там пятеро человек было. Спал мало, – рассказывает врач.
с девяти до часу, иногда до двух. А дальше я снова один
Внутрь такого жилья врач не приглашает. Мол, пусть личное пространство останется личным. Эта комната сейчас практически единственное место, где Кузнецов может отдохнуть. Ведь его дом частично разрушен и сейчас не пригоден для проживания.
Легче работать врачу Кузнецову стало, когда некоторые коллеги вернулись из эвакуации в Изюм. В частности, в конце апреля вышел на работу заведующий хирургическим отделением Анатолий Коваленко.
– Они все работали на амбулаторном приеме, с девяти до часу, иногда до двух. А дальше я снова один был. И только где-то во второй половине июля вышел мой коллега-травматолог, – говорит Юрий Евгеньевич.
Возвращаясь мыслями к пережитому в оккупации, врач добрым словом вспоминает волонтера Ирину, которая прорывалась через российские блокпосты в медучреждение с продовольствием. Другим источником продуктов для пациентов и медиков стал больничный пищеблок. В то же время в городе в первый весенний месяц войны началось твориться страшное.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Убитые на улицах, голодные будни и мародерство: какие ужасы оккупации пережил Изюм
– Мародерство было в марте просто ужасное. С продуктовых магазинов началось. Что и понятно, потому что никто не думал о такой ситуации и запасов не делал, – вспоминает Кузнецов. – Когда все начало затягиваться, то в больницу приходили люди за тарелкой супа. Мы не отказывали. Было такое, что один пациент и три-четыре ухажующих. Что касается лекарств, то было несколько источников снабжения. Во-первых – в нашей больнице был запас, который оставался для ковид-пациентов. Во-вторых – люди сами приносили лекарства. Где они их брали мы не очень спрашивали. Ведь война, к сожалению, в некоторых людях такие черты характера открывает, что в гражданской жизни такой не может быть…
ИЗЮМСКОЕ "ГЕТТО"
О том, что начнется полномасштабная агрессия России – врач Кузнецов не верил до последнего. Первым о начале войны 24 февраля ему сообщил сын.
– Какие эмоции у вас тогда были? Ненависть? – спрашиваем.
– У меня есть товарищ анестезиолог из Сумской области. Когда он звонил, то я спрашивал, как у него дела. А он говорит: "Да завал. Здесь у нас все вперемешку: наши, русские". Такая история. Если врач с ненавистью будет исполнять свои обязанности, это уже не врач. Это будет доктор-смерть, – отвечает травматолог.
У них на территории Изюма было три военных госпиталя
За все время оккупации он пытался минимизировать общение с россиянами. Однако пару раз они к нему обращались.
– Где-то в начале апреля более за консультативной помощью, а в середине апреля обращались по поводу госпиталя здесь, – смахивает рукой врач куда-то позади себя. – У них на территории Изюма было три военных госпиталя.
Врач предполагает, что медперсонал у россиян был свой. К ним обращались иногда и изюмцы.
Ведь мы были как в гетто
– Ну медики, наверное, были там самые адекватные… У моего знакомого во дворе мародерили. Он вышел и замечание сделал. Ему очередью ноги прошили… Некоторые категории пациентов Россия на себя забирала лечить. Не всех с тяжелыми ранениями нам доставляли. Лечили в Белгородской области, – говорит Кузнецов. – Я знаю, что три госпитали их было. Потому что один был около нас, а про другие люди говорили. Обращались туда за помощью. Ведь мы были как в гетто: идет линия фронта и в Украину не могли уехать, а в России границы — туда тоже не пускали.
БУДУЩЕЕ ЕСТЬ
Неожиданно из угла раздается громкое требовательное мяуканье. В считанные секунды источник звука появляется посреди комнаты: небольшая рыжая кошка с ощипанным хвостом. Врач говорит, что видит ее в подвале впервые. В его взгляде проскакивает удивление, а на лице легкая улыбка.
– Откуда берете силы жить и работать после всего? – спрашиваем.
Спасибо Евгенич, что вы здесь были и есть
– Здесь женщина была в подвале, которой мы оказывали помощь. И она сказала: "Очень хорошо, что вы остались здесь", – врач пожимает плечами и прищуривает глаза. – Город тогда остановился. И когда люди услышали, что больница работает, то поняли: у нас есть будущее. И это для меня было как бальзам на душу. Мотивируют пациенты, которые говорят: "Спасибо Евгенич, что вы здесь были и есть". Это же самая большая ценность. Плюс у нас сейчас столько трудов по восстановлению больницы. Это же мотивирует!
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Разбитый и сожженный, но украинский: новые фото и видео с освобожденного Изюма
Сейчас в больницу возвращаются ее сотрудники – и не на пустое место, говорит Кузнецов. Заведение оживает, наполняется человеческими голосами и положительными эмоциями. Здесь начинают восстанавливать постройки.
– Мы немного сохранили здесь все. А вот у Балаклеи так не получилось. Там нет стационара, потому что все уехали. Хотя Балаклея считалась до начала военных действий более сильной в плане оказания медицинской помощи. А в настоящее время получается, что мы работаем и развиваемся. А они только здание начали восстанавливать.
Впереди длинная и тяжелая зима. Это понимают и в Изюмской больнице. Но готовятся снова работать в экстремальных условиях. И, скорее всего, снова – в подвале.
уверенность растет, что мы достойно встретим зиму
– Потому что обогреть подвал гораздо проще. Те же тепловые пушки с обеих сторон поставить. Ну, но видите – у нас уже окна вставляют, генератор привезли. Есть частные организации, принявшиеся помогать. Нам очень сильно помогает международный медицинский корпус. Поэтому уверенность растет, что мы достойно встретим зиму.
Кузнецов достает из кармана мобильный телефон, смотрит на время. Извиняется и говорит, что должен подниматься вверх. Выключает свет, закрывает дверь на замок.
СПРАВКА ДЛЯ ВОЕНКОМАТА
Среди пациентов, ожидающих травматолога, выделяется местный 30-летний Алексей Пилипов. Он, едва ли не самый молодой на все приемное отделение.
Худой человек в черных спортивных брюках и синей куртке, из-под которой выглядывает красная спортивная капюшонка. Говорит, что ему пришла повестка в военкомат, но у него проблемы со спиной. Потому и хочет обратиться к врачу, чтобы получить справку о непригодности к военной службе.
– Пусть проверит и напишет бумажку, – говорит по-русски. – Потому, что спина болит. Во время оккупации нормально было со здоровьем. Тогда физической нагрузки такой не было. Бомбежки одни.
Алексей в месяцы оккупации помогал больнице.
Мы вот 8 лет терпели...
– Что у меня дома было – приносил. Сигареты, солярку. Просто знал, что здесь люди в подвале, – говорит.
Россияне проверяли Пилипова. Подозревали, что он может быть атовцем.
– Интересовались, служил ли я. Но я не служил. У меня до сих пор приписное (свидетельство – Gazeta.ua). Лично у меня одна зачистка была, когда русские перешли реку. А дальше ничего, – продолжает рассказ. – Без ругательств не скажу (о стиле общения оккупантов. – Gazeta.ua). Вот луганчане, они вообще капец. Приехали сюда грабить… Говорили: "Мы 8 лет терпели…". А я отвечал: "Подождите, ребята. Вы ведь сами это все выбрали. И вся продукция, вода, сигареты – везется от вас. Написано "Сделано в ЛНР". Как же у вас тогда может там все быть разбито?".
Какое-то время изюмец жил на собственных запасах.
– Немного запасы были у меня. Немного родственники помогали. Они были на территории Украины в тот момент. Денежку какую-то сбрасывали, – вспоминает Алексей. – Обналичичвали под бешеный процент, но что делать… Магазины здесь сначала нигде не работали, но потом начали. Правда цены там безумные были, просто капец.
В Изюме до сих пор есть проблемы с водоснабжением, многие набирают воду в колодцах и скважинах, а также в источниках. В период оккупации все усложнялось наличием вооруженных людей, контролировавших каждый шаг горожан.
Приехали, с шахты смыкнули и сюда привезли
– Они (россияне. – Gazeta.ua) здесь недалеко от нас стояли. Мы сделали себе источник, чтобы брать воду, выкопали. И они туда за водой ходили. Обижались, что к источнику я раньше времени ходил (во время комендантского часа. – Gazeta.ua). Мне просто из дома выйти и сразу у источника. Они грозились, что отрабатывать буду и паспорт заберут. Я им говорил: "Вы верните мою работу и пойду туда. А к вам не пойду работать".
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Кто вам разрешил жить лучше, чем мы?" – как Дергачи сдержали российское нашествие и стали щитом для Харькова
– Не страшно было спорить с русскими солдатами?
– Нет. Я им говорил, что я дома: "Это вы ко мне пришли. Кто вас звал и просил нас освобождать, мужики? Вы нас освободили — от газа, света и воды. От нормальной жизни. От походов в магазин и поездок куда-нибудь отдохнуть". Это ЛНР. Русских особенно не видел. Они транзитом здесь проезжали, – разводит руками мужчина. – Один выпивший из ЛНР был, так говорил: "Приехали, с шахты смыкнули и сюда привезли". Потом он понял, что не то сказал и говорит: "Я сам взял документы, вещи и пришел". Им говорили, что они будут в Луганской области отвоевывать "свои" территории. А оказались у нас.
Алексей был свидетелем того, как россияне бежали из Изюма.
– Они по мосту поехали, а за ними он сложился как дрова. Опоры взорвали, – рассказывает об автомобильной переправе через Северский Донец, расположенной неподалеку от больницы.
ОККУПАНТЫ ОГРАБИЛИ
К разговору внимательно прислушивается пышноусый мужчина лет 70 в серой спортивной куртке. Реагирует на рассказ Алексея: то саркастически улыбается, то кивает головой. Увидев, что его заметили, отворачивается. Встает и идет на улицу.
На пандусе останавливается у большой синей пластиковой бочки, из которой санитарка набирает в ведро воду для мытья полов. Достает пачку сигарет и зажигалку, но не закуривает.
Свою реакцию на слова Алексея объясняет просто: "Не могу спокойно смотреть, как кто воюет, отдает жизнь, а кто-то всю войну за мамиными юбками прячется". Кого именно подразумевает – не уточняет.
ДНР, ЛНР… Они меня ограбили
Рассказывает, что ненавидит оккупантов – не только россиян, но и коллаборантов, согласившихся принять сторону врага.
– ДНР, ЛНР… Они меня ограбили. У меня было предприятие, где делали миллион штук в месяц лотков для яиц. Уникальное. В Жидачеве есть такое, в Житомире и тут – в Изюме. И с*ка… Я такого не видел в жизни. Хотите посмотреть? – лицо мужчины становится ярко красным.
70-летний Василий лезет в карман темно-серых джинсов и достает старенький смартфон. Листает на нем фотографии разбитого оборудования и разгромленного цеха. Сначала туда попала вражеская ракета. Затем разрушение продолжили оккупанты. На одной из фотографий – сожженный сейф, который не смогли открыть.
– Рвали все, что медное. Буряты-х*яты… Один меня там на Песках (Пески – район в Изюме. – Gazeta.ua) останавливает: "Дед, скажи, где медь принимают?". Говорю: "Ты что, с Урала медь привез?". Говорит: "Да нет. Тут по месту надергал", – эмоционально рассказывает мужчина. – У меня стояло, грубо говоря, 500 двигателей. Одного не осилили, потому что он такой, тонну весом. А все остальные попортили! Я его строил два года, этот мини-завод. Затем уже китайцы приехали на шеф-монтаж и все сделали. А эти взяли и окопы внутри помещения вырыли на три метра в глубину! Прямо в цехе. От чего они там прятались?
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Кирзовые сапоги и шапки-ушанки: что оставили россияне в Изюме
Небольшой частный цех расположен в селе Липчановка примерно в 20 км от Изюма. Василий 12 лет руководил им как директор – все буквально создал с нуля на средства инвесторов. Для 30 работников обустроили все условия: душевые, туалетные комнаты с биде. Но оккупанты сняли сантехнику, а туалеты устроили в производственных помещениях.
то кругом насрано. Ссали в бутылку, бл*дь
– Мое предприятие пошло по нуль целых хрен десятых, блин. Свалка – не свалка. С*ка, там еще жили… В моем кабинете, наверное, жило начальство. Потому что по углам не насрано. А то кругом насрано. Ссали в бутылку, бл*дь… А она простояла два месяца, заиграло – получился ликер. С*ка, в цех не зайдешь. Ой… Мужики были – где захотел, там сел и посрал.
В настоящее время предприятие разрушено до основания и восстановлению не подлежит.
– Вчера поехал. Плакал, – всхлипывает и вытирает слезы. – 15 лет жизни… Мне 70 лет, я человек-пенсионер и работал до последнего. Будь они прокляты по десятое колено, падлы! Чтобы такую жизнь себе устроили, как нам.
Сам Василий живет в Изюме. Всю весну просидел с женой в подвале, говорит. В село на предприятие даже не пытался попасть, потому что знал – российские военные сделали там базу.
Еще одну базу сделали на Изюмском молокозаводе, рядом с которым живет мужчина. И имеет свои воспоминания о производстве – проработал там 25 лет.
Ты же, с*ка, приехал воевать. Когда ты успеваешь все это разобрать
– Молокозавод – моя кровиночка. А там такое делалось, пусть Бог милует… Базу там такую сделали и ракет напихали, бл*дь. А когда грохнули, то эти управляемые ракеты всю ночь летали. 16 человек там охраны было, русские. И вот они прибежали за наш панельный дом, спрятались. Это было два часа ночи. Я смотрю – голые, пусть Бог милует! Виноваты или не виноваты… Но, если бы тебя здесь не было, то и под это бы не попал. Это законная расплата. Их жизнь никому не нужна, – Василий уже говорит спокойно. – Я вот посмотрел за их работой. Ты же, с*ка, приехал воевать. Когда ты успеваешь все это разобрать, поломать?
КЛЯТВА ГИППОКРАТА
Из больницы выходит жена Василия – 65-летняя Татьяна. Одета в темно-лиловое утепленное пальто и черную бархатную шапку-чалму. Медицинская маска подчеркивает голубизну ее глаз.
– У меня с женой проблема, – объясняет Василий. – Лекарств нужных нет, а аналоги – то херню наболтали… Теперь вот давление 203. Боится, что останусь сам, то рассказала – что, где и как. А я живу ради жены, – мужчина улыбается и протягивает жене руку.
– Он рассказывал, как мы сидели в подвале? До июля, – говорит Татьяна.
Так заболел и на другой день не стало
- С*ка, 60 человек в комнатушке. Друг на друге. И никто не заболел. А так у меня пропало 5 ребят, погибло в семье – зятья, сваты. От ковида... Так заболел и на другой день не стало, – вздыхает мужчина. – Я живу в панельном доме, где нет отопления и не будет. Возле церкви. Включаем дуечку и обдуваемся, греемся.
– Обращались ли за медицинской помощью, когда город был в оккупации? – спрашиваем.
– Да, конечно, обращались. Врачи прямо от души принимали. Вот Божков (Александр Божков — бывший врач-хирург, в прошлом заведовал отделом здравоохранения Изюмской РГА, дважды избирался мэром. За сотрудничество с врагом ГБР открыла производство по обвинению в государственной измене. – Gazeta.ua) у нас был главврач, а его арестовали. За что? – Татьяна приподнимает брови, от чего ее голубые глаза становятся еще больше. – Здесь же больница была вся разбита. Он же организовал врачей – хирурги, травматологи. Терапевты были.
Женщина объясняет, что после операции на сердце должна все время принимать лекарства. Но летом кончились все запасы. Обратилась в больницу, где ей помогли, подобрав медикаменты российского производства.
– Врач, давший клятву Гиппократа должен лечить: врага – не врага, любого. А организовывать для врага… Это же гражданская больница, госпиталя здесь не было никогда, – включается в разговор Василий.
На каком основании они его арестовали? Я просто в шоке
Но не успевает закончить фразу, как его жена перебивает, взяв за руку.
– Ну так а как? Он собрал всех врачей. Организовал работу. На каком основании они его арестовали? Я просто в шоке, – возмущенно качает головой.
Татьяна признается, что многое пережили и их самые родные люди – внук и дочь. Они живут в Харькове в микрорайоне Северная Салтовка, наиболее пострадавштий от российских бомбардировок.
– Она (дочь. – Gazeta.ua) была на четвертом этаже. Открывает дверь, а там ступенек нет, – плачет Татьяна. – И они так прыгали… Внуку 13 лет. А наши солдаты стояли, спасали. А потом одели-обули. Они уехали за границу. И нас звали, но мы уже старые куда-то выезжать.
ПОСЛЕ ПЫТОК
Во время оккупации к Юрию Кузнецову попадали пациенты со следами пыток. Врач не расспрашивал, где они получили повреждения. Но все понимал, признается.
– Доктор всегда понимает: травма получена естественным путем или нет, – объясняет Кузнецов. – Одно дело, когда ехал и упал с велосипеда и получил ссадины. Другое – когда травмы в типичных местах, но неестественны. Те же следы от наручников… Было такое время, что никто не спрашивал. Но люди были в подавленом состоянии морально.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Трагедия и горе Изюма: продолжается эксгумация погибших горожан и бойцов ВСУ (фото 18+)
Некоторые пациенты обращались в больницу самостоятельно. Кого-то привозили россияне.
– У нас был один мужчина, который при поступлении даже не разговаривал. Был, извините, обписан-обкакан, - говорит Кузнецов. – Только через сутки, когда увидел жену, немного отошел. До этого продолжал считать, что он до сих пор там, где был до нас.
2 
1
Комментарии