35-летний Александр попрошайничает напротив Лукьяновского рынка. Его рабочее место — на гранитном парапете подземного перехода.
Рядом троллейбусная остановка и стоянка такси. Немного дальше метро. Приходит сюда каждый день. Раньше работал на Крещатике. Место там денежное, ежедневно зарабатывал 250 гривен. Но все до копейки забирали цыгане.
— Угодил в плен. В туалет даже одного не отпускали. Но я сбежал от них, по-красивому. Недели три уже здесь. Зарабатываю меньше, но все мои. Покушать хватает.
Саша поправляет культей разовый стаканчик с монетами. Выцветшие шорты и черные носки — вся его одежда. На загоревшей коже обильно синеют татуировки.
— Я из Комсомольска, под Кременчугом. Отсидев последний раз, приехал в Киев. Жил здесь с одной... Ну и отморозил минувшей зимой руки и ноги. Нет, не пьяный был. Выпивший...
Рассказывает, что был у знакомой в гостях, в пригородном поселке Клавдиево. Поссорились. Утренняя электричка, которую ждал, не пришла. Часа четыре мерз на открытой платформе. Заверяет, что сам приехал в 5-ю больницу. Потом говорит, что привезла "скорая":
— Врачи могли меня спасти. Но раз денег нет... Ничего не кололи. Ни антибиотиков, ничего. Дотянули, что от рук-ног уже запах пошел. И — все, остался инвалидом. Когда уже все отрезали, пришел из церкви батюшка. Он мне стал помогать — покупал обезболивающее.
Пенсии не получает. За первую группу инвалидности также ничего не имеет. Заверяет, что из-за отсутствия паспорта. Его будто украли в 1994-ом. А до того были школа, училище, армия. После службы работал водителем-дальнобойщиком. Женился. В 1995-ом родилась дочь. Но вскоре сел в тюрьму. Жена подала на развод. Сейчас она живет с 11-летней дочкой в Комсомольске. Александр говорит, что был в заключении дважды.
Врачи могли меня спасти
— А вообще я художник. От рождения. И сел за это: в Виннице оформил один магазин, а они мне за работу не заплатили. Ну, я их и бомбанул. А затем еще раз... Братан, дай сигарету! — останавливает прохожего. Парень помогает ему прикурить.
— А в тюрьме я — кольщик. Наколка размером с ладонь стоит пять долларов. Спина — 30. А я спину делаю за восемь-десять часов.
А твои собственные наколки что значат?
— Эполет — это бунтовщик. На животе у меня — Фемида, — втянув живот, растолковывает Александр. — Богиня правосудия. Вот лежит зек, вот — палач, вот — прокурор. Стоят все, ждут суда. А на спине — дорога на Голгофу. Видишь? Иисус Христос несет свой крест.
— Дайте пройти! — бабушка с палкой поднимается из подземного перехода. Он бросается помогать. Бабушка благодарит. Отдышавшись, дает две гривни. Александр прячет их в карман.
— Я у людей никогда не брал, даже раньше, — говорит. — Только госимущество. Статья 81-ая, часть третья. "С проникновением"... Я по ней начал и за другое не сижу.
Неужели только два раза сидел?
— Ну, будем считать три-четыре... Ох, ну и жара, — крутит взъерошенной головой. — Устаю я сильно. И хожу плохо. Могу упасть. Вот, колени посбивал. А шрам на голове — давний.Малолетки ударили менярозгой на остановке. Мобилку забрали. Но то понты. Вот руки — это да. Куда я такой теперь? Хотя еще и сейчас рисовать могу. Зажимаю карандаш— и вперед. И пиво могу, да.
Пока я ходил за пивом, Александр затеял скандал. Какая-то женщина стала рядом, раздает рекламные бумажки. Он кричит, чтобы уходила прочь. Аж трясется. Женщина немного отходит в сторону.
— Я здесь смотрящий. Приходит одна, на костылях. Она придуривается, понимаешь? Не успевает на троллейбус — берет костыли под руки и бежит. Нормально? Говорю ей: иди гуляй, обманывай людей на другой стороне.
Живет Александр в приюте для социально незащищенных, на Отрадном. Из родных остался младший брат по матери.
— Брата бы вот найти, Диму, — всхлипывает. — Кривой его фамилия. А моя — Дмитрук. Думаю, он меня не бросит. Хотя он на меня и обиделся: я ножом в него когда-то бросил. Дверь пробил. Ну, тот нож, которым свеклу чистят. Может, в газете прочитает? Это был бы нормальный вариант.
2 
1
Комментарии