82-летний Михаил Тарасович Пшенишняк с Орысей Антоновной, 76 лет, в 2008-ом будут праздновать золотую свадьбу. Они поженились, когда Михаил вернулся с норильских концлагерей, в 1958-ом. Жителя городка Подгайцы Тернопольской области за службу в Украинской повстанческой армии после войны приговорили к 20 годам каторги.
Дом Михаила Пшенишняка показали сразу. В Подгайцах все знают столярку, где он работает с сыном Василием, 34 года. Поворачиваю к дому, вокруг радуют глаз желтые цветы. Навстречу выходит хозяин. Михаил Тарасович невысокого роста, сутуловатый. Идет босиком по еще мокрому от росы спорышу.
— Мы в доме ремонт сделали, еще краска не выветрилась. Может, сядем под виноградом? — предлагает он.
Вслед выходит невысокая седая женщина.
— Моя жена Орыся Антоновна, — представляет хозяин. И добавляет: — Идем-таки в дом, там спокойнее.
— Этот образ Богоматери достался от бабки, — показывает женщина на икону.— Большой ценности он не имеет, потому что нерисованный. В доме, где есть икона с Богородицей, кормящей младенца, никогда не будет голода.
Михаил Тарасович достает фотографии. Раскладывает их на столе и начинает рассказ: "Тут мне 18, — показывает на парня в шинели. Это во время учебы 1943 года в подстаршинской школе на Львовщине".
Старший брат Михаила Иван — по прозвищу Цыган — был членом Тернопольского провода ОУН, в войну пропал без вести. В начале Второй мировой он отправил Михаила на выучку.
— В это время на Западную Украину пришли москали. Школу расформировали, и я попаль в курень Шугая из сотни "Свобода". Когда ее разбили, мы перешли фронт к Рогатину, — вспоминая события, мужчина волнуется. — В июле 1944-го, когда Роман Шухевич организовал розведывательно-пропагандистскую сотню, пошли на Волынь. Нас было 130 хорошо вышколенных ребят. Я хоть и не имел образования, был санитаром. Помогал врачу-узбеку во время операций.
В комнату заходит внучка-школьница Настуся и ставит на стол поднос с чаем. "Это специальный бабушкин сбор трав", — говорит девочка. Быстро оставляет комнату, чтобы не мешать разговору.
Достал гранату, перекрестился и выдернул запал, но она не взорвалась
В 1944-ом потрепанная в боях сотня Михаила Тарасовича вернулась на Львовщину. Вояки жили в лесу, в землянках.
— Ежемесячно меняли дислокацию, чтобы русские не разнюхали. Как-то долго гоняли по лесам, даже забыли вкус хлеба, собирали чернику и малину, — продолжает мужчина. — В декабре сотню расформировали по роям и разбросали по районам. В марте приказали добраться до Гутисска Пынярского. Собралось человек 70, а вечером село окружили москали. Двух наших ранило. Я спрятался в досках, и НКВД подожгло дом. Достал гранату, перекрестился и выдернул запал, но она не взорвалась. Отстреливаясь, выскочил из огня. И тут на меня навалились. Били-месили, как болото. Утром с собаками погнали на Броды.
Орыся сидит рядом с мужем. В разговор не вмешивается. Пшенишняк рассказывает тихо, но уверенно. Вспоминает, как в камеру арестованных напихали, как селедок.
— На допросы забирали еженощно и били, пока держался на ногах. Без сознания приносили в камеру, — рассказывает Михаил Тарасович. — Я аж опух от побоев. Допытывались: "Где был? Кто есть давал?". Следователь трижды водил меня на расстрел. Подводил к огромной могиле, где на дне лежали трупы, и стрелял мимо. Я раз не сдержался: "Что, не можешь попасть? Бей в голову!". А он: "Сам подохнешь". Я только признался, что из Подгайцев, и назвал фамилию. НКВД это запомнило, и в 1949-ом родителей и сестру арестовали и выслали в Сибирь. Вернулись только через 10 лет.
На Пасху арестантов повезли во львовскую тюрьму, где Пшенишняк познакомился с Иосифом Слепым.
— Помню, конвоир открыл двери и крикнул: "Слепой, принимай еще одного". Камера была маленькая, сидело в ней четверо. Я плохо помню те дни, потому что был сильно побит. В черном, с крестом на груди, Иосиф Слепой наклонился надо мной: "Юноша, за что тебя так?". Ему приносили передачи, а он: "Все тому юноше, его нужно поддержать".
9 мая 1945 года Михаила допрашивали в последний раз. А уже через неделю за участие в УПА дали 20 лет каторги.
— Привезли на строительство железные дороги под Норильском. Конвоиры так издевались, что мы решили убегать, но нашелся изменник. Нас забрали в тюрьму.
Оттуда Пшенишняк попал в 6-ой исправительный лагерь, а затем — в 3-й горный трудовой, работал в карьере, добывал камни.
После смерти Сталина летом 1953-го политические отказались выходить на работу, началось Норильское восстание. Тогда сроки пересмотрели. Каторгу Михаилу заменили на поселение, и в 1958 году он вернулся на Тернопольщину, женился на Орысе. Но по доносу о нарушении паспортного режима опять арестовали. Приговорили к четырем годам и отправили в Кустанай в Казахстан.
В комнате звонит телефон. Михаил Тарасович вздрагивает, но продолжает:
— Через полтора года приговор отменили. Я поехал в Подгайцы и забрал жену.
На Тернопольщину Михаил Пшенишняк вернулся в 1964-ом с двумя дочками: 6-летней Анной и Оксаной, 2 года. Тогда же родилась Ольга, в 1973-ом — Василий. Все живут в близлежащих селах. Старшая дочка хозяйничает дома, Оксана — музыкальный воспитатель в детском садике, Ольга — техработник в школе, сын работает на столярке.
3 
35413
Комментарии