"Уважаемый пан! Я написал для вас письмо. Прошу затребовать его от тех, кто заберет мои документы после смерти. С уважением Евгений Жукович", — такую записку получил редактор польськоязычной "Газеты Народовой" во Львове Платон Костецкий утром 12 июня 1885 года.
Около 15:00 в тот же день на Лычаковском кладбище на околице города полиция обнаружила труп мужчины в элегантном черном костюме. В руке он держал пистолет, из груди текла кровь. В карманах покойника нашли 1,5 кроны, собственное фото и три письма. А еще — российский паспорт и гимназическое удостоверение на имя 22-летнего Евгения Жуковича.
Львовянам это имя было известно. Жукович — сын россиянина и польки. Учился в университете Варшавы — тогда территория Российской империи. Тамошнее образование курировал генерал-майор Александр Апухтин, упорный русификатор. Первую же лекцию по польской словесности прочитал на русском языке. Как следствие — студенты засвистали преподавателя.
3 апреля 1883 года куратор принимал просителей. Во время обращения к чиновнику Жукович забыл вставить обязательное "Ваше превосходительство". Возмущенный "кацап" — так назвала Апухтина польская пресса — оборвал разговор: "Вон! Дурак!" Студент не растерялся и дал обидчику несколько пощечин.
Случай спровоцировал беспорядки в университете. Польские студенты поддерживали Жуковича. Занятия пришлось прервать на несколько дней. Учебное заведение окружили солдаты. Какой-то Натансон подал в газету "Курьер Варшавский" объявление "В день радостного случая" от имени восьми человек. В полиции обратили внимание — первые буквы их фамилий образуют аббревиатуру A.P.U.C.H.T.J.N. Шутника отправили в Сибирь.
Через две недели император наградил Апухтина орденом Александра Невского. Жукович пробыл под арестом до 25 ноября. А потом убежал с фальшивыми документами в Женеву. В конце мая 1885-го приехал во Львов. Поселился в "Английском" отеле. Позже снял комнату у вдовы Корчинской.
Одно из найденных при покойнике писем было адресовано неизвестному мужчине в Варшаве: "Прошу отдать приобщенную фотографию Станиславу. Писать больше не имею силы. Вчера и сегодня написал около двух десятков писем". На обороте снимка было выведено: "Коллеге Станиславу в знак дружбы и уважения. Евгений Жукович. Львов, 11 июня 1885 года". А внизу: "Невинно погиб 12 июня 1885 года во Львове".
Другое письмо — дирекции полиции — было на французском. Погибший заверял, что совершил самоубийство при здравом смысле, и просил не искать виновных в его смерти. Третье послание было адресовано Платону Костецкому. На следующий день он опубликовал это письмо в "Газете Народовой".
"Уважаемый пан редактор! Наверно, вас удивят эти слова, написанные рукой незнакомого вам мужчины. Пишу их за миг до смерти, и из-за нехватки времени не могу писать так широко и детально, как в этом нуждалось бы прояснение моего дела. Прошу не забывать, что с вами говорит человек с того света, а покойников не проклинают — потому что в том уже нет надобности", — начинается послание.
Дальше Жукович рассказывает о случае с Апухтиным. Журналисты предполагали, что студент действовал по указанию куратора. Мол, тот хотел использовать провокацию как повод закрыть Варшавский университет. Жукович отрицает — действовал сам. Но заверяет: беспорядки, которые начались после его поступка, контролировал Апухтин.
"Если варшавские студенты и в дальнейшем будут оставаться такими, как они были доныне, то закрытие университета только пошло бы на пользу, — добавляет. — Университет выпускает слишком мало способных людей. Зато выходит отсюда много апатичных, морально угнетенных типов, которые могут принести своему краю только вред. Это люди из плоти и крови — но духа в них нет. Живет каждый сам по себе — солидарности никакой. Это доказывает даже дело Апухтина. Едва ли каждый девятый студент считал, что этот зверь заслуживает проклятия. Остальные относились к нему чуть ли не с уважением".
О своей гибели пишет так: "Ее причина навсегда останется тайной — об этом я позаботился. Должен лишь объявить, что моя смерть не является самоубийством. Самоубийством я брезгую и считаю его проявлением трусости. Моя смерть — это убийство. Кто мой убийца? Это останется навсегда неразгаданным, потому что справедливости на этом свете и так многовато. Умираю — невинно".
Платон Костецкий организовал похороны Жуковича на Лычаковском кладбище — хоть тот и наложил на себя руки. Прощаться со студентом сошлось около 10 тыс. человек. Давка была такая, что две женщины лишились чувств. Когда гроб опускали, хор запел патриотическую песню. Скульптор Юлиан Марковский согласился бесплатно изготовить надгробный памятник.
"Газета Народова" также опубликовала свидетельства вдовы Корчинской. Жукович поселился у нее 29 мая, заплатил за 15 дней. Вел себя тихо, гостей не водил. По вечерам ходил в цирк Сидоли и театр. Посетил праздник общества "Сокол" на Высоком Замке. После того хвастался, что метко стрелял в тире. При себе имел фотографию женщины. Говорил, будто бы это его невеста.
"Рассказывал, что во время прогулки по кладбищу заметил могилу, окруженную четырьмя елями, без креста и надписей, — пересказывает слова вдовы газета. — Это заинтересовало его, поэтому отправился к гробовщику с вопросом, кто бы мог там почивать. Из кладбищенских книг в конечном итоге выяснили, что там похоронена какая-то госпожа Недзельская. Жукович добавил, что место там живописное, поэтому он вызбрал его себе за место смерти. Также жаловался, что очень несчастлив. Часто вспоминал, что вскоре ему придется уехать далеко — аж на тот свет. Корчинская считала эти разговоры шуткой или фантазией".
Полиция не выяснила причины самоубийства Евгения Жуковича. Журналисты допускали, что он стал жертвой американского поединка. Этот вид дуэли был популярен в Российской империи в конце ХІХ в. Противники тянули жребий. Кто проиграл, обязывался покончить с собой.
Виктор Ожаровский ни слова не сказал о любимой
Через месяц после гибели Евгения Жуковича во Львове произошло еще одно громкое самоубийство. 10 июня 1885 года около 23:30 в помещении на втором этаже по ул. Краковской выстрелил себе в грудь Виктор Ожаровский, 21 год.
Полицейский надкомиссар Бляйм нашел у покойника 45 центов и порванную списанную визитку. Ночью он сложил ее куски и прочитал: "Я люблю Медею. Единственным выходом вижу вступить в цирк Сидоли, проработать там два года, после чего жениться на ней. Хотел застрелиться еще два дня назад — помешали двое приятелей".
Об обстоятельствах гибели Ожаровского рассказывалось в журнале "Курьер Львовский". Как и Жукович, тот был российским подданным. В наследство от отца получил два села в Галичине. Посещал гимназию Франца Иосифа, снимал жилье у профессора французского языка Амборского. Ежедневно ходил на представления путешествующего цирка Сидоли. Влюбился в дочь директора — акробатку Медею. Узнал, где она живет, и поселился в доме напротив. Ежедневно переговаривался на мигах с любимой. Но та не проявляла интереса к поклоннику.
В день смерти Виктор посетил очередное представление. Там узнал, что цирк уезжает из Львова через пять дней. Пришел домой и стал у окна. Жестами показал Медее, что хочет застрелиться. Перепуганная акробатка попросила повариху остановить парня. Пока та добежала до квартиры, прозвучал выстрел. Перед смертью Ожаровский успел сказать хриплым голосом: "Иисус! Мария!" и продиктовать адрес своей тети.
О любимой не сказал ни слова.
5 
1
Комментарии