"Когда меня с бригадой писателей везли на самую мощную в Украине тепловую электростанцию, я еще не знал, какой сюрприз ждет. Ее сооружали буквально там, где я громил драконов, которые скрывались под арбузной корой. Узнав нашу усадьбу, теперь перерытую экскаваторами и бульдозерами, я чуть не заплакал. Красота, которая десятилетиями жила в моей душе - вдруг умерла. Она была пережевана металлическими чудовищами ", - писал о визите в 1950 годах в Счастье - теперь городок на Луганщине, в книге "Самое большое чудо - жизнь" правозащитник Николай Руденко.
Он жил там в середине 1920-х. Отец Даниил работал на шахте и делал сапоги, мать Евдокия шила одежду. Кроме Николая, имели старших сыновей Ивана и Григория, дочь Таисию. Прибыли в село, как беглецы от голода 1921-1923 годов из Юрьевки - теперь Лутугинский район Луганской области. Люди находили свободные земли и ставили хижины.
"Разлогая бахча над обрывом, окруженная невысокими кустами боярышника. Матово зеленеют под утренним солнцем затуманенные росой арбузы, - таким было самое давнее воспоминание Николая Руденко. - Мне не запрещали играть ими. Я нашел острый камень и начал извергать наружу румяные внутренности спелого арбуза . Взрослых не очень беспокоило, что ребенок так расточительно развлекается. Бахча большая, до Луганска далеко, а у соседей арбузов и дынь девать некуда".
Когда с продуктами становится легче, семья возвращается в Юрьевку. Там матери снится, что выгоняет гусей, начинается гроза и молния попадает в гуся. Он вспыхивает и убегает. Гусыня с гусятами убиваются за ним.
- И все? - спрашивает сын Григорий, когда встревоженная мать рассказывает сон. - Если каждый сон так оплакивать, то слез не хватит. Вы лучше наварили бы картошки.
Через несколько минут стучат в окно. Заносят отца. Говорят, что загорелся бак с бензином и рабочий выбросил его за двери как раз в тот момент, когда в них входил Даниил Руденко. Его кожух и ватные штаны сразу загорелись. Лежит 21 день в больнице, умирает. Семья остается без кормильца, считают самыми бедными в деревне.
Добиваются куска земли. Сын 18-летний Григорий умело организует вспашку и посевную. Выручают отцовские сбережения, заработанные изготовлением сапог.
Покупают коня, пару волов, корову и телку. Хлева не имеют, поэтому селят их в недостроенной части дома. Животные привыкают подниматься по пяти крутым ступенькам. Ежедневно на рассвете мать будит 7-летнего Николая, он садится на вороного Грача и гонит скот в степь. В одиночестве пишет стихи.
Для обмолота урожая готовят большой круглый ток, который должен быть ровнее и чище, чем пол в доме. Григорий вырубает из камня гарман - ребристый каток. Его тягает конь, которым верхом управляет Николай. Получается лучше, чем цепом молотить.
Рядом с домом Руденко стоит старая мельница. Хозяин рассказывает Николаю, где прячет ключ от самодельного замка. Позволяет залезать на чердак и любоваться окрестностями, но никого не впускать. Парень берет с собой девочку Полю. Вдруг компания ребят начинает бросать камни на деревянную крышу.
"Если бы со мной не было Поли, я не стал бы отвечать. А тут вдруг во мне проснулся рыцарь-защитник. Камни выбирал небольшие, - писал в воспоминаниях Николай Руденко. - Один из них попал в голову Петру Литвину. Он был одет в ватную шапку. Вряд ли мой камень нанес ему вред, и все же я чувствовал себя виноватым. Когда Петр попросил меня выйти, я сразу открыл дверь мельницы. Из длинного рукава высунулась рука, в которой был камень. Он мгновенно полетел мне в глаза. я залился кровью. Этого сопернику было мало: меня сбили с ног и начали зверски толочь камнями. Я потерял сознание".
Левый глаз у него не функционирует. Хозяин мельницы дед Сомотой чувствует себя виновным в травме парня.
- Ну-ка закрой правый. Видишь? - спрашивает он всякий раз, когда Николай Руденко приходит к нему.
- Нет, дедушка.
- Эх, сукины дети. Покалечили парня. Пусть им в аду сам тот баньки повыдавливает.
За частое употребление выражения "сам отой" его и называют Самотоем. Подразумевает черта, а иногда ангела. Учит Николая Руденко читать и писать. Он становится первым в своей семье, кто умеет это делать. Пишет на плоских камнях, когда пасет скот.
- Ну, напиши: "Баста", - говорит как-то дед Самотой парню, стирая с каменной плиты в мельнице записи расчетов с крестьянами. - Чего уставился? Не хочешь или не умеешь? Давай мел, сам напишу.
Николай Руденко знает, что у них так говорят о "конце". Но не понимает, к чему это. Написав "Баста", дед берет ключ и, не запирая двери, идет к заброшенной шахте неподалеку. Бросает его туда. Через несколько дней мельницу начинают ломать мальчишки во главе с Петром Литвином. Доходит до разборки каменных стен.
"На месте мельницы, которая была мне милее нашего дома, осталась большая груда камней, - вспоминал Николай Руденко. - Так Петр Литвин своей разрушительной натурой спас деда Самотоя от раскулачивания. В том же 1929-м закончились попытки Григория и матери укрепить наше хозяйство. В этом деле они могли бы достичь успехов. Позже он мне говорил: "Эх, браток, если бы не загнали в колхоз, сегодня нас нельзя было бы и за холку схватить
Из него вышел бы крепкий фермер. Но жизнь велела иначе. Однако я иногда себя спрашиваю: жизнь это была или антижизнь".
Судили за найденные в доме 39 долларов
- Мы лежали на диване и разговаривали. Вдруг в окно начал лететь кирпич - Николая Руденко встречает в квартире на втором этаже в Конче-Заспе под Киевом жена Раиса 10 ноября 1976-го. Во время пребывания у них биолога Оксаны Мешко произошло нападение. - Мы закутались в одеяло и накрыли головы подушками. Один кирпич ее в плечо ударил. Пожалуй, кость повреждена. Но она губы поджала и ни слова. Поехала домой.
Мужчина вернулся из Москвы. В день нападения, 9 ноября, на квартире физика и правозащитника Андрея Сахарова провел пресс-конференцию для иностранных журналистов. Объявил об объединении деятелей правозащитного движения Украинской Хельсинской группы. В нее вошли генерал Петр Григоренко, писатель Олесь Бердник, юрист Левко Лукьяненко, языковед Олекса Тихий, редактор в издательстве медицинской литературы Николай Матусевич, переводчик Мирослав Мартынович, медики Нина Строкатая и Оксана Мешко.
23 декабря 1976-го у Николая Руденко проводят обыск. Официально за правозащитную деятельность судить не могут. Поэтому подбрасывают $ 39. За это дают семь лет лагерей и пять - ссылки. Публицистические статьи и художественные произведения Николая Руденко начинают называть клеветническими, изымают из магазинов и библиотек.
Наказание отбывает в лагерях Мордовии, с 1984-го живет в селе Майма Горно-Алтайской автономной области.
3 
1
Комментарии