Ексклюзивы
вторник, 03 октября 2017 07:20

Родственники оперируемого могут стоять за дверью с автоматом Калашникова

 

— Это миф, что операции на мозге очень сложные. Хирург просто делает механические движения. Проблемы возникают на эмоциональном уровне, — говорит британский хирург Генри Марш, 67 лет. Презентует во Львове свою вторую книжку "Ні сонце, ані смерть. Зі щоденників нейрохірурга". Вышла в "Издательстве Старого Льва".

— У меня есть коллега, который также хирург и имеет лицензию пилота. Он говорил, что когда ты учишься управлять самолетом, инструктор сидит рядом и может в любой момент помочь. Постепенно перестает вмешиваться в процесс обучения. И наступает день, когда нужно лететь самому. Безумно потеешь, сердце выпрыгивает. Так же и в операциях. Оглядываясь на сорокалетнюю карьеру, могу сказать, что самое тяжелое в работе хирурга — это общаться с семьями пациентов, если что-то в лечении пошло не так.

Генри Марш 23 года регулярно посещает Украину. Провел десятки операций на мозге. Консультирует отечественных нейрохирургов.

Вы много времени посвящаете обучению врачей в разных странах мира. Возникают ли какие-то проблемы?

— Приехав в Украину, я имел именно такую цель — учить молодых врачей. Невзирая на то, что они уже имеют достойный уровень. Поэтому я пытаюсь не оперировать сам. Когда я учу хирургов в Британии, то пытаюсь определить, какой объем работы они должны выполнить. Если я буду стоять у них за спиной и постоянно указывать, то они многому не научатся. И опять появляется проблема: у меня есть обязательства перед пациентом. Но вместе с тем у меня есть обязательства перед будущими пациентами моих учеников. Как в такой ситуации справиться с собой? И именно об этом я говорю в новой книге.

После вашей первой книги "Історії про життя, смерть і нейрохірургію" на вас свалилась безумная популярность. Чем это объясняете?

— Многие врачи до меня писали свои мемуары. Но это было восхваление. Я написал об ошибках, которые допускал в своей практике. Также рассказал о своих переживаниях от смерти пациента. Страшно, когда больной видит, что врач боится проводить над ним манипуляции. С самого начала карьеры медики привыкли делать вид, что уверены в себе. Моя жена Кейт Фокс — известная антрополог в Британии. Недавно она сдавала кровь. Процедуру проводил молодой врач. Каждый медик помнит, как он впервые брал кровь у пациента. Мы оставляем следы — кровоподтеки и кровоизлияния — чтобы это запомнилось надолго. Этот молодой врач то же сделал с моей женой. А потом извинился, потому что брал анализ впервые. И тогда ей стало страшно. Он должен был сказать: "У вас ужасные вены, это сложно сделать".

В книжке вы много говорите о том, что самое важное в вашей работе — принять правильное решение.

— Врачи имеют дело не с фактами, а с предположениями. Когда я делаю прогнозы относительно операции, что 99 процентов успех и 1— нет, мои пациенты полностью доверяют мне. Но когда больной умирает во время операции, родные говорят: вы нам обещали удачный результат. Да, но напоминаю об одном проценте. Если мы взглянем на сто однотипных операций, только тогда будет видно, принял ли я правильное решение. В современном мире анализ проведенных операций становится все важнее. Теперь, зайдя в Интернет, можно посмотреть на уровень смертности у того или другого врача. В Британии сейчас обязательна статистика неожиданных смертей. Публикуют ежемесячно в каждом госпитале. В Британии чаще всего пациенты не переживают операции на сердце. Хотя после таких все просто: пациент или выживет, или нет. Но с мозгом не так. Если что-то пошло неверным путем, пациент может не умереть, но остаться недееспособным. Я не думаю, что страшнее всего — иметь парализованную ногу. Если фронтальная зона мозга повреждена во время операции, состоятся изменения в личности. Ни семья, ни друзья не будут узнавать в пациенте человека, каким он был до лечения.

Прошлая книжка была посвящена медицине. Чем эта отличается?

— Касаюсь и других тем. В одном разделе я рассказываю о своей работе в Непале. Там катался на слоне. У них мозг значительно больше, чем у людей. Но структура органа у нас разная. У слонов четыре отдела, а у людей на один больше. За последние десятилетия появилось много исследований, что эти животные мудрее нас. Слоны и шимпанзе могут узнавать себя в зеркале. Это проверяют так: слону на лоб цепляют наклейку и перед зеркалом животное пытается ее снять. Это значит, что узнает свое отображение.

Также рассказал о своем хобби — я столяр. Еще в книжке я пишу о своем страхе. Боюсь, что придет день, когда мне будет нечем заняться. Хирургия — это зависимость. Я испугался, чем я буду заполнять на пенсии то время, которое раньше занимала работа. А это шесть дней по 10–12 часов в сутки. Я купил почти польностью развалившийся домик возле Оксфорда. Выглядит так, будто пережил кораблекрушение. В коттедже до меня жил мужчина на протяжении полувека. И он никак не мог избавиться от мусора. Первые годы после покупки домика я был настоящим археологом, проводил раскопки отребья. Также я рассказываю, что был пациентом в сумасшедшем доме. В Британии модно говорить о своих проблемах с психикой. Даже принц Гарри нам рассказывал.

Что бы вы посоветовали будущим украинским медикам?

— Читать много книжек. О медицине, околомедицинских темах. Также написанных пациентами об их опыте лечения. Быть врачом — большая привилегия. Нужно заслужить доверие и уважение. У нас есть отделение, где лежат больные без сознания, с включенными аппаратами искусственного дыхания. Их семьи ставят фотографии этих пациентов на столиках у их кроватей. Чтобы напомнить нам, врачам и медсестрам, что мы имеем дело не с обморочным телом, а с человеком. Я знаю о медицинском колледже в США, в котором пытались увеличить уровень сочувствия к пациентам. Студенты проводят вскрытия. Это хороший способ научиться анатомии. А также это — момент принятия и переживания, что такое смерть. Колледж вынуждает студентов-медиков встречаться с родными тех людей, которые стали телами для обучения. Когда они будут вскрывать, будут думать о семьях, с которыми общались.

На протяжении последних двух лет работаю в Непале. Имею дело с необразованными крестьянами. Они воспринимают врача не меньше чем Бога. Но если операция не удалась, то он для них превращается в дьявола. И бывает, недовольные семьи убивают медиков. Во время моего последнего визита в госпитале разбили все окна. Когда давал лекции в пакистанском Карачи, со мной ходил вооруженный охранник. Там кто-то из родственников оперируемого может стоять за дверью с автоматом Калашникова. Открыто заявляют: если что-то пойдет не так с пациентом, с его врачом случится то же.

Сейчас вы читаете новость «Родственники оперируемого могут стоять за дверью с автоматом Калашникова». Вас также могут заинтересовать свежие новости Украины и мировые на Gazeta.ua

Комментарии

Залишати коментарі можуть лише зареєстровані користувачі

Голосов: 1
Голосование Как вы обустраиваете быт в условиях отключения электроэнергии
  • Приобрели дополнительное оборудование для жилья для энергонезависимости
  • Подбираем оборудование и готовимся к покупке
  • Нет средств на такое, эти приборы слишком дорогие
  • Есть фонари и павербанки для зарядки гаджетов, нас это устраивает
  • Уверены, что неудобства временные и вскоре правительство решит проблему нехватки электроэнергии.
  • Наше жилище со светом, потому что мы на одной линии с объектом критической инфраструктуры
  • Ваш вариант
Просмотреть