Началось с того, что из Канады приехал дядька Ромка. Он не был в Украине очень давно, и я его не помнил, а знал как данность — как феномен дядьки Ромки, который регулярно высылает тете деньги из Канады. Где она их прятала или тратила, я не знал. Я любил свою Олю. Я был тем, кто поехал во Франковск. В аэропорт, встречать дядьку Ромку. Он оказался сорокалетним бородатым атлетом. Он напоминал мне лесника. Ему подходили бы застреленные глухари за спиной. Мертвые зайцы на поясе. Металлические дубовые листья в петлицах. Кормить косуль и оленей. Он был из тех, кто ощущает себя настоящим хозяином территории. Он жил в Ванкувере, Бритиш Коламбия. Он был поэтом-диссидентом и вел передачу на украинском радио в упоминавшемся уже Ванкувере, Бритиш Коламбия. Он учился на священника. Он был интеллигентом из диаспоры. Он сказал:
— Здоров, малой. Я помню тебя в пеленках.
Я не возражал, хотя и был на 15 лет младше. Поэты обычно выражаются метафорически. Скорее всего, подумал я, он попортит мне нервов. Но я ошибался. Он подарил мне батарею из какого-то странного материала, похожего на резину. Я удивился и ничего не сказал, но, наверное, все это отразилось на моем лице флуоресцентными буквами.
— Это аккумулятор, — сказал дядька Ромка. — Напомнишь мне потом, и я покажу тебе, что с этим делать.
Мы пошли в какую-то пиццерию в центре. У дядьки Ромки были только доллары, и потому заплатил я. Дядька Ромка выпил полтора литра пива. Оно ему "понравилошя". Так он сказал. "Белое", кажется, было или какое там. Я выпил бутылку, и оно ударило мне в голову. Потом мы ехали до Яремчи на такси. Таксист взял доллары, но сначала попытался забить неоправданно офигенную цену, о которой мы не договаривались. Мне пришлось объяснять его неправоту, но Ромка вытянул из внутреннего кармана пиджака какое-то удостоверение и сказал таксисту:
— Читай сюда.
Таксист взял, сколько давали, и поехал. Я не решился спросить, что это было за ужасное удостоверение. Ловкость рук, прокомментировал дядька, будто прочитав мои мысли. Мне стало не по себе, и я захотел спать. Мы пришли, поднялся шум, все нерестились, а потом сели за праздничный стол. Пол выскальзывал из-под ног, это был очередной приступ патологической сонливости. Я страдаю этим с детства. Когда я проснулся, Ромка был чем-то огорчен. Он ходил по дому и сокрушенно разглядывал вышитые полотенца, которыми мы накрываем телевизоры. Разглядывал вышитое крестиком "Завещание" Шевченко, прижатое его же депрессивным гипсовым бюстом. Смотрел на образы, купленные возле базарчика. На креденс с запыленными окнами и зияющими вакуумом винными бутылками. На кота с лишаем. На вьетнамские фотообои с изображением неизвестных науке макарон. На телефонную книгу 1984 года выпуска. Принюхивался и качал бородатой головой. Потом подошел ко мне:
— Как спалошя? Кстати, Малой, где я у вас могу ду-ду?
Я не понял, но он на знаками объяснил мне, что хочет в туалет по-большому. И еще сказал:
— И принеси, пожалуйста, мою барсетку.
Я повел его в наш деревянный туалет с дырой в виде мозга на дверях. В действительности это не туалет, а телепортационная кабина. Только я знаю об этом. Все остальные там только испражняются.
— Кабина вот эта выглядит суперово для мистического фильма, — сказал дядька Ромка, поставив ударение на "у" в слове "суперово". Так я понял, что он действительно читает мысли.
— Ты один здесь нормальный, Малой, — сказал Ромка . — Возьму тебя с собой, а?
Дядя вошел внутрь и несколько зеленоватых психоделичных мух закупорили своими ловкими телами камикадзе дядьке ванкуверские ноздри. Пауки начали влезать ему в уши. Я хлопнул в ладони, и это прекратилось. Дядя без единого слова похвалил меня. Я указал на "очко", накрытое большой зеленой накрывачкой от тетиной старой выварки. Он поднял крышку и приказал мне держать двери открытыми, а барсетку в руках. И отвернуться, конечно.
— Все, теперь можешь открыть барсетку и дать мне книжку в синей обложке, — сказал он.
— О, вы тоже любите читать, когда срете? — спросил я. Книжка оказалась "Вероникой, которая решает умереть". — Так вы тоже из тех, кто любит Коэльо?
— Малой, у меня есть две книги для клозетной медитации. "Вероника" и "Волы Как Ясла Полны". Это очень важно. То есть, прямо скажу, зависимость. Я просто посрать нормально не могу, если не читаю в это время, как парень играет на пианино, а она мастурбирует. Или тот непревзойденный момент с Чипкой, когда…
— Ради всего святого, прекратите, дядя! — не выдержал я. Мои мозги зависли.
— Ты еще многого не понимаешь, Малой, — сказал дядька Ромка и вместе с деревянным перекрытием провалился вдруг в яму с многолетними наслоениями нечистот. Упал в говно.
Потом дядя Миша отмывал дядю Ромку из шланга для мойки авто и поливки огорода. А тетя его оттирала, брезгливо зажимая нос, и очень волновалась, чтоб кто-то из соседей не узнал о том, что наш канадский благотворитель, едва прибыв, упал в глубокое дерьмо. Потом Ромку одели в одежду дяди Миши, она была ему маловата. Пострадавший выглядел обреченно, он, наверное, был шокирован таким поворотом судьбы и вообще Украиной, которую придется еще и любить, а тут такое дерьмо, а.
Где, где все мои доллары? Где все те доллары, которые я вам высылал?!
— Она как х...а жена, — говорил дядька Ромка . — Может разводиться с ней, пока молодой...
Но за ночь и половину следующего дня дядька Ромка немного отошел. И за обеденным столом, после трехсот грамм дядиного самогона, запиваемого компотом из груш, а не закушенного, как водится, затронул скользкую тему, мол, как же мы так вообще живем, в говне по горло, мол, и почему. У него, мол, такое впечатление, что это нам всем нравится, кроме вот, мол, Малого, то есть меня. Дядя Миша говорил, что если дядька Ромка не заткнет глотку, сейчас же получит в рог. Причем он так его уделает, что родная мама не узнает. Это точно, потому что он когда бьет, то бьет, а не гладит, а за такие слова он дядьку Ромку лучше сейчас же отнесет на улицу и в ту же яму теперь уже головой вниз. Может, тот какое-то сокровище там пусть поищет, потому что он, мол, то есть дядя Миша, раз ошибочно тетино кольцо с бриллиантом откусил вместе с мизинцем спьяна, а вспомнил через три дня, когда через дыру в виде мозга и сквозь папиросный дым на Орион в небе ночном смотрел. Чисто по ассоциации, мол. Тогда дядька Ромка из Ванкувера, Бритиш Коламбия, сорвался с места и начал кричать, мол, а где же те все доллары, которые я вам годами шлю, бездельникам, куда вы их деваете, что живете в таком говне, и что вам, мол, никакие миллионы не помогут, потому что вы чисто как звери.
— Где, где все мои доллары? — кричал дядька Ромка из Ванкувера, Бритиш Коламбия. — Где все те доллары, что я вам высылал?!
И тут воцарилась пауза. Дядя Миша молча расчленял сырных коньков, устилая обрус волокнами, а я курил в дверях и молчал тоже. А что было говорить? И тут тетя говорит, мол, ты не злись, Ромка, все те доллары есть. Мы их, говорит, на "черный" день держим. Судорога исказила после тетиных слов благородное лицо дядьки Ромки из Ванкувера, Бритиш Коламбия.
— А курва твоя мама была, Стефка, — закричал он, - песья кровь, а какой еще более черный день может быть, чем этот?!
3 
1
Комментарии