— В начале мая в Чернигове на спортивных площадках ребята гоняли в футбол. Люди с детьми гуляли в парках. Чтобы не было паники, ни власть, ни военные не говорили о катастрофе на Чернобыльской атомной электростанции. Но чиновники втихаря вывозили своих детей в Крым и Москву, — рассказывает полковник запаса 78-летний Анатолий ЛИГУН из Чернигова. Принимал участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, которая произошла 26 апреля 1986-го. Теперь возглавляет областную организацию "Союз Чернобыль Украины".
— Шум подняло правительство Швеции, потому что там в коровьем молоке обнаружили радиацию. На лугах, где выпасают скот, провели замеры. Радиационный фон был завышен. Стали наблюдать, откуда дует ветер. Выяснили, что из Советского Союза. Международное сообщество заставило советскую власть признаться в катастрофе. После парада 9 мая Михаил Горбачев выступил с обращением к народу. И успокоил, что все под контролем.
В первые дни аварии погибли 30 человек. Из них 28 — от острой лучевой болезни. Тысячи людей госпитализировали с этим диагнозом. В общем из-за аварии на ЧАЭС пострадали почти три с половиной миллиона человек.
- О ядерном взрыве нам сообщили в штабе 27 апреля. Паники не было. Получили приказ закрывать окна, делать влажную уборку и перед дверью стелить мокрую тряпку, чтобы вытирать обувь, когда заходим с улицы, — рассказывает Анатолий Михайлович. — Нас отправили в Чернобыль 1 июня. Собрали в штабе. Разрешили поехать домой переодеться. Взял самое необходимое — одежду, зубную щетку и бритву. В Чернобыль вылетели на вертолете из аэропорта Жуляны. Для военных разбили полевой лагерь вблизи села Оране Иванковского района на Киевщине — в 30 километров от зоны отчуждения. Нашу группу поселили в селе Терехи Чернобыльского района. Там ночевали в командно-штабных машинах. Ложились в полночь, а уже в восемь утра должны быть на работе.
Имели задачу - дезактивировать хранилище ядерного топлива. Работали в три смены. Каждая насчитывала более 700 военных. Защитных костюмов у нас не было. Ежедневно выдавали хлопчатобумажную одежду. Также раздавали по одной марлевой маске, которую называли "лепестком". Она эффективна 2 часа, а мы носили ее весь день.
Когда делали освинцовку кабинетов, подбирал физически сильных солдат. Это тяжелый труд. Свинцовые листы привозили в рулонах, как обои. Один весил от 10 до 20 килограммов. Ими надо было закрывать окна, двери, ворота цехов, длинные переходы по 100-120 метров. Считали, что этот металл уменьшает уровень радиации в несколько раз.
Вокруг станции все было заражено. Проводили радиационную разведку. На улице другие группы людей резали слой почвы в несколько сантиметров. Заливали его специальными растворами. За сутки он высыхал. Уровень радиации падал, а затем поднимался снова. Тогда решили накрывать ту территорию бетонными плитами.
После работы ликвидаторам разрешали пить красное вино. А надо было употреблять спирт, так как его формула позволяет расщеплять радиоактивные вещества. Когда возвращались в штаб, позволяли себе по 50-100 граммов. Спирт заказывали через штаб Минобороны.
В Чернобыльской зоне Анатолий Лигун пробыл до 29 июня.
— Первые два дня после возвращения я крепко спал. Просыпался лишь, чтобы перекусить. Жена Лидия Ивановна сидела надо мной и плакала. Через несколько дней меня направили на лечение и реабилитацию. Лежал в военном госпитале в Чернигове. Как только выходил на улицу, сразу кружилась голова, кололо сердце. После провозглашения независимости оздоравливаюсь там каждый год. До того советская власть не думала о нас вообще.
"Не мог избавиться от металлического привкуса во рту"
На второй день пребывания в Чернобыле Анатолий Лигун начал кашлять.
— Першило в горле, не мог избавиться от металлического привкуса во рту. Кололо сердце, рвал. После получасовой дезактивации хранилища стало настолько плохо, что весь день пролежал в постели. Радиолог предложил поехать в Харьков пролечиться. Я отказался. Надеялся, что пройдет. Продолжал работать. Впоследствии оказалось, что тогда получил большую дозу облучения — 42 рентгена единовременно.
Комментарии