В конце 1950-х, когда переводчик Григорий Кочур вернулся из ГУЛАГа, в украинских книжных магазинах стоял "Дон Кихот", переведенный с русского. Хотя стихи Мао Цзедуна — красную с позолотой книгу, изданнуя в 1959 году, — перевели с оригинала.
Кочур родом из Черниговщины. Отец из казаков: "коч" — боевая ладья запорожцев, "кочур" — моряк. Кочур с его заполярным лагерным опытом полушутя переводил свою фамилию от "окоченеть" и "окочуриться".
Читать он умел с трех лет. В журнале "Нива" нашел какой-то перевод. Это его заворожило, как других море или небо. В 1928-ом поступил в КИНО — Киевский институт народного образования, как тогда называли Университет Св. Владимира. Его учителем был Николай Зеров. Кочур скоро вошел в круг блестящих переводчиков — Максим Рыльский, Валерьян Подмогильный, Михаил Драй-Хмара, Николай Бажан.
В КИНО Григорий Порфирьевич встретил будущую жену. Ирина Воронович была дочкой одного из руководителей капеллы "Думка", который впоследствии умер в ссылке. Училась на российской филологии. После университета они оба учительствовали в Тирасполе. В 1933 году у них родился сын Андрей. Потом Кочур преподавал в Винницком пединституте. Как-то удалось пережить время, когда его учителя Зерова и еще многих других уничтожили — "за отрыв украинского языка от русского".
Свою диссертацию о творчестве Поля Верлена не защитил, потому что началась война. Кочуры успели эвакуироваться в Полтаву, когда немцы взяли этот город. Там работал в историческом музее, который немцы при отступлении сожгли. Это так повлияло на Кочура, что когда пришла Красная армия, попросился добровольцем на фронт. Но СМЕРШ не дремал: Кочура как "пособника оккупантов и украинского буржуазного националиста" арестовали. Жену — тоже. В 1943-ем им дали по 10 лет лагерей в Коми АС СР и еще по пять ущемления в правах.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Концепція "суржику" допомогла російській мові в Україні
В лагере Григорий Кочур был шахтером, потом нормировщиком на шахте. Это место называлось Инта. Там переводил поэзию — венгров, грузинов, латышей — всех, у кого были в лагере книги на родных языках. Держал захалявный блокнот — со спичечную коробку, которым мог воспользоваться в свободную минуту. Вспоминал: "Так мы тогда развлекались". Надзиратели говорили о стихах: "Частушки — не положено, надо сжечь!". Достаточно много сделанного пропало и восстанавливалось позже из памяти.
Сын Андрей рос в Киеве, у тети Тамары, маминой сестры. С родителями не виделся больше 10 лет. У него были склонности к филологии, но фамилия Кочур — не для университета. Поэтому поступил в Институт физкультуры, учился на боксера. Весовая категория "муха" — 51 кг. Очень похож на отца, такой же невысокий — 166 см роста.
Андрей Григорьевич вспоминает, как летал в Инту к отцу, где тот жил уже на поселении. На аэродроме его встретила толпа — хотели видеть "сына самого Кочура". Потому что Кочур-старший пользовался большим авторитетом среди людей, которых забросила туда судьба. В Инте был клуб боксеров-любителей — одни тяжеловесы. Один из них предложил Андрею поединок. "Сын самого Кочура" не мог отказать и, благодаря своему опыту и быстрым ногам, победил. Все были рады, даже Кочур-старший, хотя бокс не одобрял.
Семья воссоединилась позже в Ирпени под Киевом, где Кочур купил дом. Шахтерской пенсии на это не хватило, и Максим Рыльский одолжил ему 80 тыс. дореформенных рублей. Этот дом называли Ирпенским университетом. У Кочуров собирался цвет интеллигенции шестидесятых. Григорий Порфирьевич не был тем, кого называют сегодня "звездой". Не сыпал афоризмами, не совершал эффектных поступков. Говорил тихо, выглядел сухим педантом. Однако через полминуты подчинял любую аудиторию. Мог казаться даже старомодным. Но младших современников удивляло, что он знал песни Окуджавы, когда еще не вышла ни одна его пластинка.
Григорий Порфирьевич по лагерной привычке писал "на колене", а не за столом, всегда заваленным новыми книгами. Считал: переводчик должен знать не только язык "чужого" автора, но и все о культуре его народа.
Невестка Мария вспоминает, как свекор, имея уже за 80, впервые попал в Нью-Йорк и чувствовал себя там вполне привычно, а через неделю захотел домой. Будучи невыездным, он не видел Париж, но профессор Сорбонны так рассказывал о нем, что тот уважительно называл Кочура только "мэтром Грегуаром".
Кочур шутил: лишь первые пять-ше сть языков даются тяжело, дальше — легче. Его сборник "Второй отголосок" — переводы 130 авторов с 28 языков, 33 литератур. А ро времени это — 27 веков, начиная с древних греков. В мировой практике — чтобы исключительно с оригинала, без подрядчика — подобного нет.
Однако был не только "Второй отголосок": Кочур создал вокруг себя целую школу перевода: Николай Лукаш, Василий Стус, Анатоль Перепадя, Михайлина Коцюбинская, десятки других. В глухие времена послехрущевской оттепели, возможно, только переводческая школа Кочура держала нашу литературу на достойном уровне.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Отправился к Далю. Но почему-то прошел мимо его квартиры"
"И Дзюбу не выпустят, и тебя посадят"
— Возможно, у каждого народа есть свой Шекспир, и не каждого Шекспира переводят на мировые языки, — как-то сказал Григорий Кочур.
С младшим на 11 лет Николаем Лукашем они встретились в конце 1950-х, когда Кочур вернулся из Инты. Лукаш тогда уже перевел "Фауста", работал в журнале "Всесвіт", знал до 20 языков.
Они дружили, хотя у них был разный характер. Григорий Порфирьевич — невозмутимо спокойный, Николай Алексеевич — импульсный. Первый безразличен к выпивке, второй — наоборот. Принцип Кочура-переводчика — верность оригиналу. Принцип Лукаша — сотворчество с автором. О нем говорили, что он "стремится повлиять не только на будущее нашей культуры, но и на ее прошлое". Потому и перевел "Декамерона" таким украинским, который якобы мог быть в эпоху Бокаччо, а позже забылся. А "Дон Кихота" так, что у читателя возникает впечатление, будто Сервантес — старый украинский шляхтич.
В 1973 году Лукаш написал письмо власти, чтобы его посадили вместо арестованного Ивана Дзюбы: " Прошу ласкаво дозволити мені відбути замість вищеназваного Дзюби визначене йому покарання". Кочур сказал, что это не поможет:
— И Дзюбу не выпустят, и тебя посадят.
Не посадили — только исключили из Союза писателей и не печатали. В Киевской опере шел тогда "Дон Жуан" Моцарта, и не вспоминалось, что либретто перевел Лукаш.
Когда собирались Кочур и Лукаш, например, брали любое стихотворение — и сравнивали его звучание в переводе на европейские языки, даже напевали.
Старший пережил младшего: Николай Лукаш умер в 1988 году.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Молдавский правитель Стефан Великий писал свои грамоты на староукраинском
1908, 17 ноября — Григорий Кочур родился в селе Фескивцы, в настоящее время Менского района на Черниговщине
1928–1932 — по окончании Менской семилетки учится в КИНО
1932–1941 — выкладывает в Тирасполе (в настоящее время Молдова) и Виннице
1943–1953 — Интинский лагерь (реабилитирован в 1957 году, вернулся в Украину в 1959-ом)
1972 — исключен из Союза писателей, в следующие годы его не печатают и не вспоминают; реабилитирован в 1988 году
1985 — умерла жена Ирина Воронович
1991 — вышел сборник переводов "Второй отголосок" (Шевченковская премия 1995 года, посмертно)
1994, 15 декабря — Григорий Кочур умер. Похоронен в Ирпени под Киевом
Старанием сына и невестки Григория Кочура — Андрея и Марии — в доме переводчика в Ирпени появился частный дом-музей. Внук, в настоящее время 40-летний Роман Кочур, — программист, работает в Киевском политехническом институте
2 
1
Комментарии