В архиве Службы безопасности Украины хранится дело фотографа Николая Боканя, которое в 1937-ом вело Управление НКВД в Черниговской области. Обвиняли его в том, что "будучи членом нелегальной к-р ( контрреволюционной. — " ГПУ") организации сектантов-толстовцев, проводил широкую к-р работу, распространяя снимки провокационного характера". Эти снимки он делал во время Большого Голода 1933 года.
Бокань Николай Федорович, 1881 года рождения, житель Батурина на Черниговщине, был " из крестьян, национальность — украинец СССР, образование нисшее, 4 класса, фотограф-кустарь". Его и 28-летнего сына Бориса арестовали 17 октября 1937 года. Во время обыска изъяли 42 снимка, 30 негативов на стекле и пленке и " разной литературы в количестве 63".
В протоколах первых допросов видно, что следователь часто говорил: "Вы говорите неправду!". Но вскоре перестал это повторять: понял, что перед ним — идеалист, который ничего не скрывает. Скрыл Бокань только одно. Когда спросили, помогал ли сын Борис ему делать снимки, сказал, что нет. Хотя Борис также был идеалистом и сказал на допросе: "Да, помогал!"
Вопрос к Боканю-старшему:
— Вы отрицательно относитесь к государственной системе советской власти?
— В этом вопросе я согласен с мнением Толстого — " нет власти аще не вот бога", и отношусь одинаково отрицательно к любой власти.
Следовательно, он мало чем мог помочь следствию. Получалось, что здесь нет контрреволюционной деятельности, есть только "личные убеждения". Значительно больше следователю помогли свидетели. Один из них, тоже кустарь-фотограф, который пользовался фотолабораторией и оборудованием Боканя, свидетельствовал: "Мы заговорили о воспитании детей, и он стал вести к-р разговоры и сказал, что его сыновья не пойдут в армию и не будут эксплуататорами народа".
Еще один: "Он сказал, что классовая борьба есть зло, я вступил с им в спор, и он предложил почитать Толстова из его библиотеки, я взял книгу, почитал дома и убедился, что она к-р содержания".
Другой свидетель: "Мы с ним состояли в церковном хоре с. Батурин. В 1927 году он как фотограф заснял весь церковный хор, в т.ч. и меня, а спустя 10 лет прислал мне по почте эту фотокарточку с изречением в пользу религии". Четвертый свидетель, учитель, сообщил, что Бокань "высказывал явно антисоветские взгляды и говорил, что он живет вне государства".
Все сказанное свидетельствовало не только об " убеждениях", а о " К-р агитации", что каралось статьей криминального кодекса.
Допросили еще двоих детей Боканя — 18-летнюю продавщицу Анну и 21-летнего бухгалтера Льва. Они жили отдельно от отца. Не отреклись от него, но взглядов не разделяли. Лев: "Наш отец является ярым толстовцем. О его к-р деятельности не знаю, но он говорил нам, что власти и государства не надо признавать". Анна подтвердила, что отец вел контрреволюционные беседы, а когда началась коллективизация, говорил, что людей сгоняют в колхоз, как отару баранов.
В анкете при аресте записано, что семья Боканя — только жена Васса, 58 лет, и сын Борис. В 1933 году в семье было шестеро детей. Седьмой — Николай, самый старший, жил тогда в Кривом Роге. Где на момент ареста были другие? Константин умер в том же 1933-м на колхозном поле. Анна и Лев покинули семью в 1936 году. Отец написал на их фотографиях: "Ушли проедать выкраденное", то есть служить государству. То же об Александре. О Владимире — " ушел нищенствовать". Следовательно, между 1933-м и 1937 годом большая семья разрушилась. До конца с отцом остался только Борис. Незадолго до ареста он вернулся из лагерей, где отсидел пять лет за нежелание служить в Красной армии и принадлежность к " сектантам -краснодраконовцам".
Следствие длилось год. Оба Бокани вины не признали. Им вынесли приговор: 8 лет лагерей — старшему, 5 лет — младшему. Оба умерли в лагерях: Борис через год, в конце 1939-го, а старший Бокань — весной в 1942 году. В 1980-х, когда обоих реабилитировали, об этом некому было сообщить: в конце архивного дела есть справка, что родственников Боканя на Черниговщине не нашли.
5 
1
Комментарии