Джордж Бернард Шоу пытался научиться всему — кататься на коньках, на велосипеде, водить автомобиль, фотографировать, танцевать. Но все это давалась ему через пень-колоду. Даже на ровном месте он умудрялся сломать ногу или руку.

В мае 1898-го миллионерша и социалистка 40-летняя Шарлотта Пейн-Таузенд отдыхала в Европе. Вдруг получила телеграмму от приятеля из Лондона. Тот сообщал, что на год старший от нее мистер Джордж Бернард Шоу вот-вот отдаст Богу душу в своей квартире на Фицрой-сквер, 29. Шарлотта познакомилась с этим ирландцем два года назад. Он сразу ее очаровал. Он каламбурил без удержи. Искал первый попавшийся стол, чтобы пристроиться и записывать мысли для очередного памфлета. Если бы Джорджу не напоминали о еде, он мог умереть просто за письменным столом.

Через два дня Шарлотта была в Лондоне. Сразу побежала к Шоу. В его тесной, как каморка, комнате помещались лишь стол, деревянное кресло-качалка и печатная машинка. Книжки, газеты, рукописи, грязные тарелки с недоеденной овсянкой, чашки из-под какао, яблочные огрызки загромождали подоконник, пол, стол. Сверху все это было покрыто слоем сажи в палец толщиной, которая летела из распахнутого окна.

— Джордж! — воскликнула женщина. — Вы могли бы хоть иногда приглашать сюда горничную.

— Ни в коем случае! Горничная обязательно выбросит что-то нужное, и я не смогу работать. Иногда я сам начинаю здесь убирать и трачу на это два дня. Но теперь, к сожалению, такое развлечение мне не по силам, — Шоу, улыбаясь, потряс костылями. — Подумать только: туго зашнурованный ботинок — и такой результат: раздражение, нарыв, некроз кости и...

— И гангрена, — закончила Шарлотта.

Все врачи, которых она приводила к нему, утверждали, что во всем виновата противоестественная диета, которую мистер Шоу соблюдаля почти два десятка лет. Он не употреблял мяса, яиц и рыбы.

— Или вы будете есть английские бифштексы с кровью, или прощайтесь с ногой, — заявил, протирая пенсне, тучный профессор медицины.

— Лучше я потеряю ногу, чем съем кусок трупа, — буркнул Шоу. — Зато представьте, профессор, какую странную похоронную процессию мы с вами устроим. Никаких похоронных экипажей, а стада быков, баранов, свиней, табуны всякой домашней птицы, которые шествуют за катафалком, а также передвижные аквариумы с живыми рыбами. И на всех животных — белые банты в память о герое, который даже на пороге смерти отказывался есть своих побратимов.

— В таком случае, Джордж Бернард Шоу, у вас остается единственный выход, — заявила Шарлотта Пейн-Таузенд. — Вы должны переехать в мой дом, где я сама буду присматривать за вами. Иначе вы не выздоровеете никогда.

— Жизнь под одной крышей с одиноким мужчиной пагубна для репутации зеленоглазых девиц. И хотя я не честнейший джентльмен, но все-таки не позволю своей лучшей подруге низко упасть в глазах общества. Следовательно, если вы действительно хотите доставить меня в ваш дом и лечить, нам следует по меньшей мере пожениться.

Шарлотта сразу согласилась. Сама купила обручальные кольца. Бракосочетание состоялось 1 июня 1898-го. За 45 лет супружеской жизни они ни разу не спали вместе — так договорились еще до свадьбы, потому что оба считали секс отвратительным делом. Между тем весь Лондон гудел: Джордж Шоу, этот неудачник-писатель и баламут-социалист, отхватил жену, сумма приданого которой достигала шестизначной цифры. Чиновник, который оформлял брак, спутал жениха — в очень потертом сюртуке и на костылях — с попрошайкой, пришедшим посмотреть на церемонию.

Молодожены сразу отбыли в имение Шарлотты лечить ногу Джорджа. За следующих полгода Шоу успел еще сломать запястье, разбиться, упав с велосипеда, растянуть сухожилие и вывихнуть косточку. Лежа в инвалидном кресле с загипсованной ногой, он развлекал врачей и медсестер остроумными рассказами. До конца медового месяца все сиделки были в него влюблены. Впрочем, Шарлотта была спокойна: в настоящий момент ее мужа из всех женщин на земле, даже больше ее самой, интересует и, которая умерла 19 веков назад, — он писал пьесу "Цезарь и Клеопатра".

Он часто влюблялся в актрис, которые играли в его представлениях. Но не больше. Как-то к Бернарду Шоу подошла одна из его поклонниц — молодая и привлекательная.

— Представляю, какие замечательные были бы у нас дети! — воскликнула. — От меня они взяли бы красоту, от вас — острый ум.

— О, — поднял брови Шоу, — а если бы они вдруг первое взяли от меня, а второе — от вас?

В другой раз какая-то госпожа откровенно заявила:

— Если бы вы были моим мужем, я бы подсыпала вам яд.

— Мадам, — ответил Шоу, — если бы вы были моей женой, я бы сам отравился.

В нем аж бурлила энергия. Один из биографов Шоу писал: "Он не мог спокойно даже разговаривать: вскакивал, садился, закладывал ногу на ногу, а руки — в карманы, опять вынимал их, выпрямлялся в кресле или далеко отбрасывался на спинку, склонялся вперед, почти до пола, или отбрасывался назад — минуты не мог пробыть в одном положении". Когда же уставал донельзя, уходил в темную комнату, падал навзничь на пол и лежал часами, расслабив все мышцы.

×