За кинематографическую внешность его называли "польским Джеймсом Дином". За склонность к адюльтерам, скандалам, выпивке его называли "польским Есениным". За лаконичный и "приземленный" стиль его рассказов и повестей, который всегда оставлял глубокие подтексты, его называли "польскими Хемингуэем". Впоследствии ранняя и, как поговаривают, самоубийственная смерть в 35-летнем возрасте превратит вечного изгнанника и мятежника Марека Гласка (1934–1969) в настоящую легенду польской литературы. Писатель принял слишком большую дозу снотворного и алкоголя.
Существует в культуре весьма странное определение "проклятый поэт". Часто в это определение вкладывают принципиальную асоциальность, ломание устоявшихся норм и разного рода антирежимность — от неприятия литературной традиции до ненависти к власти. Слишком богата "проклятыми" польская литература ХХ века. Один из них — автор пронзительных рассказов о любви, жестокости и одиночестве Марек Гласко спешил жить, выбрав для себя роль мятежника, эмигранта и аутсайдера.
Однако за его биографией кроется феноменальный художник, способный воспроизвести мельчайшие эмоциональные нюансы, несколькими штрихами метко передать атмосферу события и места, оставляя читателю целую гамму привкусов и послевкусия. Его нарочитая грубость - обратная сторона нежности, а в выращенном мировоззренческом тупике кроется какая-то надежда ребенка. Даже повествуя о функционерах коммунистической Польши в блестящей мемуарной повести "Хорошие двадцатилетние" (1966), Гласко не выносит прямолинейные приговоры системе. Достаточно просто написать правду, хотя это задание - самое сложное.
Книги стоит писать только тогда, когда пересек последнюю грань стыда; писание - вещь более интимная, чем постель
Писатель следовал, казалось бы, тривиальному кредо: "писать так, как живется, и жить так, как пишется". И это разрушало грань между литературной выдумкой и жизнью. Его рассказы легко становились правдивыми черно-белыми фильмами, где любовь непременно проигрывала, а одиночество становилось еще глубже. Он внес в прозу невиданную до сих пор откровенность и относился к литературе как к самой серьезной вещи: "Книги стоит писать только тогда, когда пересек последнюю грань стыда; писание - вещь более интимная, чем постель".
Марек Гласко жил и умер как легенда. Но по-настоящему легендарными стали его произведения, без которых невозможна польская проза конца ХХ века.
Комментарии