Дом молитвы
— В доме Кершнера собираются сделать дом молитвы для румынских баптистов, — говорит ночной сторож Виндишу около мельницы. — Вон те в маленьких шляпах — баптисты. Они вскрикивают во время молитвы. А их женщины стонут, словно в постели, когда поют церковные песни. У них закатываются глаза, как у моего пса.
Ночной сторож шепчет, хотя на берегу пруда только Виндиш с псом. Он вглядывается в ночь, не приближается ли случайно тень, которая все слышит и видит.
— У них все братья и сестры, — рассказывает он. — В праздничные дни они совокупляются. Без разбора, кто кого найдет в темноте.
Ночной сторож наблюдает за водяной крысой. Крыса кричит детским голосом и убегает в камыши. Собака не слышит шепот ночного сторожа. Он стоит на берегу и гавкает на крысу.
— Они в доме молятся на ковре, — говорит ночной сторож. — Поэтому у них так много детей.
От воды в ставку и шептаний ночного сторожа Виндиш чувствует в носу и висках обжигающий, соленый насморк. А на языке Виндиша — дыра от удивления и молчания.
— Эта религия происходит из Америки, — рассказывает ночной сторож. Виндиш дышит сквозь соленый насморк. — То есть из-за океана.
— Дьявол пройдет и водным путем, — говорит ночной сторож. — Сам дьявол сидит в них. Моя собака их ненавидит. Всегда на них гавкает. Животные чувствуют дьявола.
Дыра на языке Виндиша медленно зарастает.
— Кершнер всегда рассказывал, — говорит Виндиш, — что в Америке правят евреи.
— Да, — соглашается ночной сторож. — Евреи портят этот мир. Евреи и женщины.
Виндиш потакает. Он думает об Амалии. "Каждую субботу, когда она приезжает домой, — рассуждает он, — я слежу, как, двигаясь, она оставляет следы".
Ночной сторож ест третье зеленое яблоко. В кармане его пиджака полно зеленых яблок.
— Это точно о немецких женщинах, — говорит Виндиш. — Кершнер тоже об этом писал. Самая плохая баба отсюда большего стоит, чем самая лучшая тамошняя.
Виндиш наблюдает за тучами.
— Бабы там одеваются по новейшей моде, — говорит он. — Они советуют бегать по улице нагишом. Уже со школы дети читают журналы с голыми женщинами, пишет Кершнер.
Ночной сторож перебирает зеленые яблоки в кармане. Выплевывает кусок яблока.
— От этих дождей фрукты становятся червивыми, — говорит он.
Пес лижет вы плюнуты й кусок яблока и съедает червя.
— Все это лето какое-то подозрительное, — говорит Виндиш. — Моя жена ежедневно подметает двор. Акации сохнут. На нашем дворе их нет. У румын во дворе растет аж три. И вообще еще не голые. А на нашем дворе ежедневно падают желтые листья, как с десяти деревьев. Жена не знает, откуда берется столько листьев. Еще никогда у нас не были так много листьев во дворе.
— Их приносит ветер, — объясняет ночной сторож.
Виндиш закрывает двери мельницы.
— Но ветра нет, — говорит он.
Ночной сторож растопыривает пальцы в воздухе.
— Ветер есть всегда, даже когда его не чувствуешь.
— В Германии также среди года высыхают леса, — говорит Виндиш. — Мне об этом Кершнер писал. Он смотрит на широкое, низкое небо. — Они осели в Штутгарте. Руди живет в другом месте. Кершнер не пишет где. Кершнер с женой получили трехкомнатную квартиру по разделу. У них кухня с мягким уголком и ванна с зеркальными стенами.
Ночной сторож начинает смеяться.
— У кого в этом возрасте еще есть желание смотреться в зеркало нагишом?
— Мебель они получили от богатых соседей, — говорит Виндиш. — А кроме того, и телевизор. Рядом с ними живет незамужняя женщина. Капризная старушенци я, пишет Кершнер, она не ест мяса. Говорила, что если бы съела, то умерла бы.
— Как сыр в масле катаются, — говорит ночной сторож. — А приехали бы в Румынию, так жрали бы все.
— У Кершнера неплохая пенсия, — говорит Виндиш. — Его жена работает в доме престарелых. Их там хорошо кормят. А в день рождения стариков они устраивают танцы.
Ночной сторож смеется.
— Мне оно как раз подошло бы, — говорит он. — Вкусная еда и несколько молоденьких женщин. — Он кусает яблоко и белые косточки падают ему на одежду. — Не знаю, не могу решиться и подать анкету.
Виндиш видит, как время застыло на лице сторожа. Виндиш замечает конец на щеках сторожа и то, что ночной сторож останется здесь, даже когда конец придет. Виндиш смотрит на траву. У него ботинки белые от муки.
— Когда сделаешь первый шаг, — говорит он, — дальше все происходит само собой.
Ночной сторож вздыхает.
— Для одинокого человека тяжеловато, — говорит он. — Формальности затягиваются, а мы становимся старше, не молодеем.
Виндиш кладет руку на штанину. Рука холодна, бедро теплое.
Кершнер пишет, чтобы мы взяли с собой хрусталь. Шелк и белье брать не нужно. Там этого добра полно. Мех дорогой. Мех и очки
— Здесь будет все хуже, — говорит он. — У нас забирают курей, яйца. У нас даже кукурузу забирают не выросшую кукурузу. И дом заберут у тебя, и двор.
Полная Луна. Виндиш слышит, как крысы заходят в воду.
— Я слышу ветер, — говорит он. — Кости у меня ноют. Сейчас пойдет дождь.
Собака стоит возле копны сена и гавкает.
— Ветер из долины не принесет дождь, — говорит ночной сторож, — только тучи и пыль.
— Возможно, будет буря, — говорит Виндиш. — Опять посбивает плоды из деревьев.
Луна висит с красной поволокой.
— А Руди? — спрашивает ночной сторож.
— Отдыхает, — отвечает Виндиш. Он слышит, как от лжи у него краснеют щеки. — В Германии со стеклом совсем не так, как здесь. Кершнер пишет, чтобы мы взяли с собой хрусталь. Фарфор и перо для подушек тоже. Шелк и белье брать не нужно, пишет он. Там этого добра полно. Мех дорогой. Мех и очки.
Виндиш кусает травинку.
— В начале там непросто, — говорит Виндиш.
Ночной сторож ковыряется ногтем в коренном зубе.
— Везде работать нужно, — говорит он.
Виндиш нанизывает травинку на указательный палец.
— С одним только тяжело, пишет Кершнер. Это болезнь, известная нам еще с войны. Тоска по дому.
Ночной сторож держит в ладони яблоко.
— А я бы и не скучал. Там же всюду немцы.
Виндиш завязывает узелок на стебле.
— Там больше иностранцев, чем здесь, пишет Кершнер. Особенно быстро размножаются турки и негры, — говорит Виндиш.
Виндиш засовывает стебель травы между зубов. Стебель холодный. И десны холодные. Виндиш держит небо во рту. Ветер и ночное небо. Стебель ломается между зубов.
Перевод с немецкого Тадея Шангры
Комментарии