Красная линия существует

НАТО подошло к нашим границам, открывает Америку президент России. Будто это случилось вчера или в ночь на сегодня. Будто соседней с Калининградской областью Польши не приняли туда еще два десятилетия назад. Будто бы "республики советской Прибалтики" Литва, Латвия и Эстония не стали полноправными членами "агрессивного блока" еще в марте 2004-го.

Куда он тогда смотрел, президент Путин? Ладно, когда принимали Польшу (а с ней не менее братские Чехию и Венгрию), президентом он еще не был. Его еще только выращивали в какой-то политтехнологической колбе Кремля. Настаивали в специальных физрастворах под наблюдением прикремлевских франкенштейнов и готовили миру неожиданность. Однако в 2004 году он уже ого как управлял! И кажется, на вступление в НАТО родных "прибалтов" (а с ними еще четырех посткоммунистических стран с православной Болгарией включительно) он тогда даже не пискнул. Представляете - он, Путин, такой мощный и, как говорят на Полтавщине, ловкий?

Или он только что проснулся? Проснулся и видит - беда, НАТО подошло к границам. На дворе май 2018-го, и Путин открывает Америку: НАТО ante portas!

Затем он начинает говорить о красной линии. Опять эта идиома, только теперь ее использует он. Должна быть, говорит Путин, какая-то красная линия, за которую не заходят.

В эти же майские дни, но года 2014-го, словосочетание "красная линия" звучало из всех политических подиумов. Только звучало оно не от Путина, такого всего загадочного, а в отношении Путина. Крым он уже заграбастал, на Донбассе уже воевал всеми возможными шахтерами и трактористами. Светлые европейские головы изо всех сил пытались разгадать его загадочность и дискутировали, двинется ли он все-таки на Киев и дальше. А также, захватив Львов, отнесется ли к шенгенской границе с должным уважением. То есть как к красной линии, за которую не заходят.

В те дни в моде были аналогии с поздними тридцатыми, а немецкие слова Anschluß и Danzig очень активно употреблялись не только в привычно историческом контексте, но и в самом что ни есть актуальном.

Адам Михник со сцены театра, простите тавтологию, Фольксбюне, напоминал берлинскому фольку о том, как немного гнилые французы, несмотря на все союзнические обязательства, в 1939 году "отказывались умирать за Гданьск". "Так как будет теперь? - риторически спрашивал Адам, выпуская облако за облачком пару с электронной сигареты. - За какой город откажутся умирать европейцы на этот раз? За Киев скорее откажутся. За Львов тоже. А за Таллинн, Ригу не откажутся? А за Варшаву?". Каждым вопросом Адам срывал бурные солидарные аплодисменты. Однако легче от этого не становилось. С той сцены мне было прекрасно видно, что аплодисменты солидарности - всего лишь неизбежный ритуал, с которого ничего не следует. Наша с Адамом дискуссия закончится, и все разойдутся, и никто не будет умирать за Киев, ни даже за Львов. Но красная линия, казалось мне, все же существует. Это границы стран - членов НАТО. Итак, приказ умирать за Таллинн, Ригу или Варшаву обязательно поступит и даже будет выполнен. Как хорошо в НАТО!

Четыре года спустя появляется новость, редакционный заголовок которой, хотя и кажется мне существенно более оптимистичным, чем ее первое предложение ("Грузия и Украина должны получить надежду на интеграцию в Североатлантический альянс"), свидетельствует о почти полученную перспективу. То, что ее задекларировано именно в Варшаве, в настоящее время кажется не только ожидаемым, но и символическим. Польша возвращается к нормальности и снова становится нашим "адвокатом"? Дай Бог. Обратите особое внимание на слова маршала Кухцинского: "Поддерживаем реализацию союзнических деклараций по Грузии и Украине, поскольку оставление этих стран за пределами Альянса, угрожает его стабильности". Не их, Украины и Грузии, стабильности, точнее - не только их. А его, Альянса, стабильности. Мы ему нужны, он начинает это наконец признавать.

Поэтому президент России недаром видит свои пророчие сновидения, а затем публично их пересказывает: НАТО подошло. "У нас возникло подозрение, что завтра Украину тоже туда включат", - сетует он не без некоторой паники. А дальше возвращает в оборот (теперь уже он!) знакомое понятие: "Ну есть какие-то границы, понимаете, красную линию нельзя переходить. Давайте тоже с уважением относиться к нашим интересам".

Его тон может казаться чуть ли не умоляющим. Ну есть же пределы, ну давайте с уважением, жалостливо просит он. Но это впечатление, боюсь, обманчиво. Можно лишь представить себе, как ему уже хочется, чтобы весь этот, им же и затеяный, футбольный Мундиаль не только начался, но и закончился поскорее.

Перепечатывается с разрешения издания "Збруч"