27 ноября в Украине почтили память жертв голодоморов. В городах прошли памятные мероприятия, а в 16:00 все граждане могли присоединиться к общенациональной минуте молчания и акции "Зажги свечу".
При советской власти наш народ пережил три искусственных голода. Во время Голодомора 1932-1933 годов погибли более 7 миллионов украинцев на территории УССР и 3 миллиона за ее пределами - на Кубани, Северном Кавказе, Нижнем Поволжье и Казахстане. Руководство СССР отрицало массовую смертность в Украине от голода и отказывалось от помощи других стран и диаспоры. Это было продуманное преступление, ответ на массовые восстания украинцев против политики Сталина.
От голода 1921-1923 годов умерло 3,5 миллиона украинцев, 1946-1947 годов — 1,5 миллиона.
Корреспондентка Gazeta.ua побывала в селах Карловской городской территориальной громады Полтавского района Полтавской области, пострадавших от голодоморов. Поговорила о трагедиях с нынешними их жителями и свидетелями геноцида украинского народа.
— В Липянке и селах нашего старостата многие умерли от голода. На кладбище в деревне стоит памятный крест. Поставили его на месте ямы, куда сбрасывали тела во время Голодомора в 1933 году, — говорит староста Липянского старостинского округа Светлана Тимошенко, 50 лет.
Говорим на сельском кладбище села Липянка. У дороги двое мужчин выпиливают бензопилой старое гнилое дерево, звук далеко разносится по окружающим полям. На кладбище чисто выкошено, нет кустарников. В прозрачном осеннем свете контрастно выделяются окрашенные в голубой цвет старые кресты.
— Здесь раньше были поля и луга. В 1924-м основали нашу деревню, сделали колхоз. На кладбище старейшая могила, сохранившаяся по сей день, датируется 1927-м, — проводит короткую экскурсию Светлана Николаевна.
Есть две старейшие жительницы нашего старостата – 1927 и 1928 годов рождения
В разные времена сельские головы Липянки пытались устраивать мероприятия в память про умерших во время Голодомора 1932-1933 годов. Однако делали это очень осторожно, потому что в СССР негативно относились к желанию людей поддерживать такие воспоминания.
— Никого из свидетелей тех времен в Липянке уже нет в живых. Старики что-то помнят только по пересказам старших родственников, — добавляет староста. – В соседнем Бабайковом есть две старейшие жительницы нашего старостата – 1927 и 1928 годов рождения. Они единственные, кто может поделиться воспоминаниями.
Светлана Николаевна объясняет, как добраться до соседнего села.
— Сначала село называлось Бабайка, но в середине прошлого века получило нынешнее название, — добавляет напоследок.
До Бабайкового – 4 км. Дорога, с которой кое-где совсем сошел асфальт и обнажил старую брусчатку, извивается между полями. Перед въездом в село по небольшому мостику переезжаем почти высохший ручеек. По дороге нет ни одного дорожного указателя с названием села.
Посреди Бабайкового растет камыш. Появился на месте усохших озер. Неподалеку меня встречает социальная работница села Татьяна Анатольевна. Едет своей машиной, показывает дорогу к дому свидетельницы Голодомора 1932-1933 годов 93-летней Татьяны Павловны Пидько.
За красно-коричневыми металлическими воротами открывается небольшой аккуратный двор. Ограничен побелеными одноэтажными зданиями. Их угловые столбы окрашены красно-коричневыми и голубыми полосами, ставни обведены голубым. Хозяйка встречает нас на улице. Татьяна Павловна одета в велюровый халат леопардовой расцветки на молнии поверх свитера и юбки. Сверху — старая серая фуфайка. Голова покрыта красным шерстяным платком.
Одним движением сдвигает со стола сухари в небольшую миску
Одной рукой опирается на палку, в другой держит небольшое старое алюминиевое ведро, наполненное до половины зерном.
— Я тогда о Голодоморе не знала, маленькая была. Но о чем помню – расскажу. Заходите в дом. Только его вытопила, но не убирала. Ирина (дочь. — Gazeta.ua) долго звонила, так я зажарку для супа сожгла, до сих пор пахнет. Пришлось другую готовить, – приговаривает женщина, приглашая нас в дом.
В кухне на столе лежит несколько кусков недоеденного и усохшего хлеба. Хозяйка одним движением сдвигает со стола сухари в небольшую миску и ставит на покрытую ковром добротную деревянную скамью рядом с кастрюлей, в которой растет большой калачик. Садится на скамью сама. Нам предлагает табуретки у стола.
— Я родилась в 1928 году в селе Перещепино (райцентр на Днепропетровщине. — Gazeta.ua). Маленькой переехала с родителями в Абрамовку (село в 4 км от Бабайкового. — Gazeta.ua), отсюда практически видно мой дом. А сюда я замуж вышла в 1949 году, – начинает рассказ Татьяна Павловна.
Ее родители, Павел и Евдокия, работали в колхозе. У Татьяны Павловны было два старших брата — Григорий и Владимир, и младшая сестра Галина.
Сестрички, которая в колыбели еще была, за ней тоже не стало
— У старшего брата было какое-то крупозное воспаление — такая болезнь. А второй умер во время войны. Работал на прицепе. Насобирали немецкого оружия в лесу. Развязали этот ворох и брата прибило, — рассказывает женщина. Создается впечатление, что ей очень тяжело говорить о Голодоморе. Поджимает губы, словно оправдываясь. — Мне было 5 лет, как мама умерла. Тогда кормила грудью ребенка младшего. Так сестрички, которая в колыбели еще была, за ней тоже не стало.
Замечаю, что это был как раз 1933 год. Женщина же в ответ убеждает, что родные умерли не из-за голода.
— Когда строили дом, у нас было рядом глинище. Там все брали глину, песок. Носила на плечах глину и мать. Видно, подорвалась. Слегла. Был какой-то кровяной понос. Так кровью сошла и все. Тогда больницы такие были, что не очень лечили. Но я этого не помню, мне бабушка рассказывала, – объясняет. – Отца – помню. В голод он был дома. Жили с бабушкой, его матерью. Держали корову, потому что иначе никак — есть что-то надо было. Раньше забирали все у людей. Били, в ямы сбрасывали... Люди пухли от голода и умирали, — женщина съеживается.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Люди сходят с ума. Хлеб – это все, а его нет". Джерри Берман описал геноцид украинцев
И вдруг, словно встрепенувшись, почти отрицает все, что сказала только что.
— Отец рассказывал, что в 33 году был хороший урожай хлеба, зерна много. Но я того года не помню. Корова нас спасала. Отец, было, ее сдоит, лисапедом повезет на Карловку молоко. Продаст и купит что-нибудь или выменяет. Брал овсяную муку — овес толченый. Пекли оладьи, наколотив на молоке. Зимой выкапывали мерзлую картошку. Рвали зелье разное, варили из этого борщ. А хлеба не было.
Голод 1946-1947 годов женщина помнит гораздо лучше.
— Так же покупали в Карловке ячную муку. Молоко немного продашь и есть за что взять. Тогда не так все дорого было, как сейчас, — вздыхает и отводит взгляд. — Были такие люди, которые не пережили 1947 год — дети умерли, их родители умерли. Люди ходили по дворам и домам, собирали тела и свозили на кладбище. У моей родной бабушки было 12 детей. И почти все скончались. Голодные были. Остались только старшие сыновья – мой отец и двое дядей.
Люди пухли от голода и умирали
Татьяна Павловна убеждена, что голод в 1946-1947 годах произошел из-за неурожая.
— В 47-м ничего не уродило. Оно так все выросло, — женщина наклоняется и показывает ладонью от пола до колена. – Засуха была страшная. Не токо в колхозе, но и у людей, которые где-то там мешочек проска или кукурузки сеяли. Ну и забирали у них все. Даже то малое, что уродило. Пережили тот год тяжело. Зелень рвали. Сейчас тоже так тяжело живется, что я не могу передать. Дед давно умер. Одной дочери тоже уже нет. А другая дочь и сын – в Москве давно живут. Раньше приезжали, был поезд Кременчуг-Москва, а теперь нет.
— Мы дали запрос через нотариуса, чтобы кто-нибудь приехал сюда. Но они боятся ездить, — присоединяется к разговору Татьяна Анатольевна.
— Дочь-то звонит часто, но и что? Это меня не интересует. Я уже такая старая и немощная, что нужна помощь. Раньше меня брали к себе в Москву. Но тогда не было для меня места. Теперь есть, но я не поеду. Не могу ходить далеко. Здесь какое-ни-какое хозяйство: 5 кур, шестой петух, седьмой Рорка — собака, и кот. А я девятая. Так и живем вместе, — добавляет Татьяна Пидько.
Несмотря на морозную погоду, выходит провожать нас во двор до забора. Стоит перед калиткой и долго смотрит вслед нашим машинам.
Ее кума, старейшая жительница села 94-летняя Анна Трофимовна Кривенко, живет почти за километр в ярко-желтом доме. Встречает на крыльце, над которым висят увядшие темно-синие гроздья винограда. Выглядит значительно слабее подруги. Немного смущенно смотрит выцветшими, с бельмами, глазами. Ее покрученные артритом руки красные от холода. Левой опирается на палку. Приглашает в дом. Внутри пахнет старой одеждой и застоявшимся табачным дымом.
— Я тогда была небольшая, мало помню. Было нас четверо. Два старших брата — Коля 24-го года, Леша 26-го, я и младший еще Антон, 29-го года рождения. Еды очень мало было, а все время хотелось. Голодные были, – рассказывает. — Мама ходили на Письмаковку (расстояние в одну сторону более 20 км. - Gazeta.ua). Там был в колхозе кладовщиком бабин зять — муж маминой сестры. Как было что-то в амбаре, он немного делился. Нас, было, родители закроют в хате и уходят. А мы сидим за столом и ждем пока вернутся. Выминали рожь и ели зернышки. Тогда холодно было, но еще не зима, так в доме не очень топили. И в один день, пока мама пришли, умер младший братик. От голода. Сидел за столом и просто склонил голову. Пока мама принесли каких-то сухарей, он уже и задуб.
Глаза женщины становятся влажными, но слезы удерживаются в веках.
После войны сделали гробик и перезахоронили на кладбище
Ее брата похоронили в саду у сарая.
— Уже после войны сделали гробик и перезахоронили на кладбище. Рядом с Колей, который очень заболел и умер когда в 7 классе был (1936 год. - Gazeta.ua), — продолжает Анна Трофимовна. — В 33-м ели картошку гнилую, мерзлую, которая оставалась в ямах. Искали по полям. У родителей и огород был, но не помню, куда девались овощи. У нас на столе их не было. Может, и забирали. Не помню. А с родителями об этом никогда не говорили.
Анна Трофимовна начинает трястись, будто ей резко стало холодно.
— Во время войны папаша попал к немцам в плен. Угнали его в Германию. Но наши (советская армия. – Gazeta.ua) его освободили. Судили и отправили в лагеря валить лес. Он возвращался как раз в 47-м. Писал письмо: "Дочь, я тебе привезу очень красивый платок и подарки". Мама говорят: "Пиши, дочь, письмо — чтобы вез не платки, а что-нибудь поесть. Какой-то крупы, муки. Потому что голодаем мы". Коровка у нас была. Если бы не она, то, наверное, нас с мамой бы не было. Отец привез продуктов, а платков и подарков — нет. Мы пережили многое, — женщина прижимает согнутые в кулаки пальцы к лицу.
В 1946–1947 годах она уже работала в колхозе. Для рабочих там варили баланду – жидкий суп с обрезками мерзлого картофеля и следами крупы. Им колхозники спасались от голода.
Вспоминаю, до сих пор меня трясет
— Я ходила на работу в кладовую, там иногда удавалось взять крупу. Сыпали ее куда придется — в одежду, сапоги. Кладовщик, было, заставлял и раздеваться. Но не наказывал – высыпали назад и все, – вспоминает женщина.
О причинах голодоморов говорит неохотно. Считает, что голод 1946-1947 годов произошел из-за войны и немцев.
— У нас же они убегали через село. И когда отходили, все пожгли. Сараи, амбары. Там зерно попеклось, – продолжает. — Кладовую рядом с домом подожгли. Я спряталась под диваном, а оно так трещит! Думали, стреляют. Вот вспоминаю, до сих пор и меня трясет.
У Анны Трофимовны были сын и дочь. Оба умерли во взрослом возрасте: сын пошел рыбачить на пруд и там его забили до смерти. Через полгода умерла от болезни дочь. От детей осталось пять внуков. Сейчас пенсионерка живет сама, зять помогает по хозяйству.
Я тогда в то дело не лез, и щас не лезу
Прощаюсь и оставляю Анну Трофимовну в доме. Прикрывая дверь, выхожу на крыльцо. Сталкиваюсь с ее зятем — худощавым мужчиной лет 70 с тонкими ровно подстриженными усами. Одет в теплые брюки и черную куртку поверх клетчатой рубашки. Идет мимо со старым ведром и лопатой.
– Что-то помните о Голодоморе? Может, родители рассказывали? – спрашиваю.
– Кто пережил, кто – подох. Родителей уже по 30 лет нет. Я тогда в то дело не лез, и щас не лезу, – пожимает мужчина плечами, не представляется.
1057
человек зарегистрированы в настоящее время в Липянском старостинском округе. Из них в самой Липянке 659, в Разумовке – 277, в Бабайковом – 116 и только 5 – в Ясном.
В старостате, по данным регистрации, проживают 242 пенсионера, 114 детей школьного возраста и 37 дошкольников. Другие люди трудоспособного возраста. Но фактически многие выехали на заработки в большие города, а то и за границу.
В Липянке действует средняя школа, есть детский сад, сельский дом культуры, библиотека и почта, три магазина и амбулатория семейной медицины. В Умовке есть ФАП. В Бабайкове нет ничего, кроме частных домов.
17
км расстояние от Липянки до центра общины Карловки и 70 км - до областного центра Полтавы.
Комментарии