7 января 2011-го на 80 году жизни умерла Михайлина Коцюбинская, известный историк литературы, критик и переводчица, активная участница движения шестидесятников. Она была племянницей классика литеретуры Михаила Коцюбинского.
Предлагаем воспоминания о ней.
Она родилась в Виннице, где ее отец создавал музей Михаила Коцюбинского. Окончила Киевский госуниверситет и аспирантуру Института литературы. Дружила с поэтессой Линой Костенко, художницей Аллой Горской. В 1965-м во время просмотра ленты Сергея Параджанова "Тени забытых предков" в столичном кинотеатре "Украина" выступила против арестов интеллигенции. За это ее исключили из компартии, а за через года уволили из института. Ее вызывали на допросы, следили за ней.
Михайлина Коцюбинская вспоминала, как 1966 года на Комиссии старых большевиков Киевского обкома КПУ ее исключали из партии:
"Один из присутствующих спросил:"О чем вы будете думать завтра, кладя на стол партбилет?" На это я, не долго думая, ответила: "Знаете, когда я поступала в партию еще очень молодой и зеленой, то верила в идеалы. Но если приходится выбирать между идеалами и партбилетом, то я оставляю идеалы себе, а вам отдам партбилет"...
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Дети играли в футбол набитым сеном черепом"
Доброжелательные коллеги уговаривали ее покаяться, мол, она же совсем не для той компании ...
- А для какой же я?
- Они идут на борьбу. А ты эстетка, ты даже слов не знаешь таких крутых ...
- Знаю, - сказала тихо.
- Ну скажи мне прямо ...
- "Бл ... ь!"
Бедный сотрудник сразу понял, что слово сказано отнюдь не случайно, а вполне адресно.
Почти год не могла найти работу. Потом стала редактором в издательстве "Высшая школа", проработала там 18 лет.
"Получала там мизерные деньги, чтобы выжить занималась переводами. Переводила с польского, английского, французского. Когда Украина стала независимой и я стал директором института литературоведения, сразу пригласил Михайлину на работу, - рассказал директор института литературоведения Николай Жулинский. - Она у нас работала до последнего дня. Михайлина много сделала. Перевезла архивы Александра Олеся из Праги, обработала архив Владимира Дрозда, написала книгу "Мои воспоминания". Несколько лет у нее болели ноги. Ей было трудно двигаться, но она каждый день приходила в наш институт на работу".
"1976-го следователь вызвал ее на допрос. Как закончил, спросил:"Вот вы от меня пойдете и что будете делать?" Она ответила:"Пойду в ванну и долго буду мыть руки". На первом заседании "Мемориала" кто-то из коммунистов бросил зажженную дымовую шашку. Началась паника. Из зала встала Михайлина: "Мужчины, сохраняйте спокойствие. Украинцев петардой не запугаешь. Дайте провокатору по шее и пошли дальше". Мы так и сделали", - вспоминал покойный режиссер Лесь Танюк.
В 1990 м Михайлина Коцюбинская упорядочила книгу стихов Василия Стуса "Дорога боли". Тогда же возглавила коллектив, который подготовил 6-томное издание его произведений.
"Работа с текстами Стуса была ее крестом, - говорил Лесь Танюк. - Они познакомились в Институте литературы, когда он был аспирантом. Михайлина была среди тех, кто перевозил его тело на родину. После смерти Стуса с опозданием получила от него письмо со словами: "Не чувствуй моей неприсутствия". Над его текстами работала девять лет, это была каторжная работа. 6-томник переиздавали несколько раз, но все равно его нет в продаже".
"Когда отец был в ссылке, Михайлина Фоминична с ним переписывалась. Он в основном присылал ей открытки. Вкладывал их в письма к жене. В письмах называл сестрой, часто обращался "моя Мыхася", - вспоминает сын Василия Стуса Дмитрий.
Василий Стус писал из ссылки в открытке, переданном через жену: "Мыхася, если в день рождения ты увидишь, что к тебе склоняется небо, то знай, что это сделал я". Или в другой раз: "Соскучился по тебе, как по Софии Киевской".
А диссидент Евгений Сверстюк по этому поводу писал: "Большое счастье выпало на долю Михайлины Коцюбинской, что она нашла работу по мере своих творческих сил. Для украинской культуры это очень счастливое обстоятельство, что растерзанное и разбросаное наследие такого великого поэта, как Василий Стус, попало в надежные, умелые и заботливые руки. Ибо целая трагедия, повторяемая часто, когда за тексты талантливого автора берутся люди, которые не знают их значения и их настоящей ценности".
"После 1970 года я жила на Черкасщине в родительском селе, - рассказывала сестра Вячеслава Чорновила, Валентина.- Когда приезжала в Киев, останавливалась в нее. Она имела комнату в коммунальной квартире. Таня (сирота, которую Коцюбинская удочерила) спала в детской кроватке, а мы с Мыхасей ютились на односпальной валетом. Они бедно жили, но она всегда пыталась дать мне деньги. Я отказывалась, то в кармане засовывала. Впоследствии им дали 2-комнатную квартиру на Троещине".
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Медведчук — человек комсомольского агрессивного типа
Михайлина Коцюбинская не выходила замуж. В 1983-м ухаживала за на 30 лет старшем овдовевшем писателем Борисом Антоненко-Давидовичем.
Об этой странице своей жизни так вспоминала сама Михайлина:
"Чтобы вы поняли, какими были те времена, я расскажу об одном очень личном деле, о котором я раньше никогда не говорила. Борис Антоненко-Давидович был едва ли не самым близким мне человеком. Жилось ему очень трудно. Его жена была психически больна, а сын стал уголовным преступником. Когда умерла его жена, Борис Дмитриевич оказался в очень сложной ситуации. Ему нужна была помощь. Поскольку я с дочкой и внучкой жили в одной комнате, он предложил мне переехать к нему. Он хотел, чтобы мы поженились. Я переехала к нему, ухаживала за ним, как могла. Наш дом был теплый и уютный. С течением времени Борис Антоненко-Давидович все больше привязывался ко мне. Его желание жениться на мне все крепло, и именно тогда и началась наша эпопея. Я до сих пор имею папку с документами по этому делу. Мне об этом сложно говорить. Мы подали официальное заявление на бракосочетание в ЗАГС. Его приняли. За три дня перед браком поступило заявление его сына (который находился в тюрьме), в котором он просил обратить на меня внимание, я аферистка. Такое же письмо пришло и на место моей работы. Когда мы пришли в ЗАГС, начальница вызвала меня в свой кабинет и сообщила о заявлении сына Бориса Дмитриевича, резюмируя, что они на это заявление должны как-то отреагировать. Моя дочь поняла, что что-то не так, ворвалась в кабинет начальницы и высказала все, что думала по этому поводу. Я и жена Светличного пытались успокоить ее. На следующий день после событий в ЗАГСе по мою дочь пришел милиционер. Он сказал, что трое свидетелей (в кабинете кроме нас с Лелей Светличной никого не было) свидетельствовали, что она нецензурно ругалась и бросалась на заведующую с кулаками. Ее привели в суд, где расспрашивали в основном о том, почему она меня, свою мать, защищала, и приговорили к штрафу.
Мы трижды подавали заявление на бракосочетание, и трижды наше заявление отклоняли. Позже в судебном порядке Бориса Антоненко-Давидовича пытались признать недееспособным. Пытались доказать, что Борис Дмитриевич невменяем. К нам приходили врачи-психиатры, меня продолжали травить на работе, в это втянули сына Бориса Антоненко-Давидовича. Наконец они довели меня до того, что я уехала из его квартиры. Однако, несмотря на это, Борис Дмитриевич присылал письма, петиции и протесты в различные инстанции. Он обращался в прокуратуру, в суд, в ЦК партии - все безрезультатно. Вскоре после этой истории Антоненко-Давидович тяжело заболел и умер. Такая система давления применялась везде, даже в самых интимных сферах жизни.
Эта история с Борисом Антоненко-Давидовичем была одной из самых чувствительных в моей жизни, ведь меня пытались выставить корыстным лицом, создать впечатление, будто я ухаживаю за ним из расчета получить его квартиру".
Еще говорила о себе: "Я родилась ... и даже говорили мне, в той же комнате, что и Коцюбинский. И назвали меня в честь его. И всю свою жизнь я была сознательна этой высокой чести и ответственности и пыталась - что бы ни делала ... какие бы непростые моральные дилеммы не стояли передо мной - имени этого не опозорить".
35413
Комментарии