"Как сегодня помню, как мой отец Самийло Нежурбида советовался с соседом Степаном Каплюченко, вступать или не вступать в колхоз. Дядя Степан не хотел туда идти, а отец говорят: "Вступаем, потому что зашлют на Север", — вспоминает 85-летний Яков Нежурбида из райцентра Тальное на Черкасчине.
Яков Самойлович живет сам. Несколько лет назад похоронил жену.
— Я спрашиваю у мамы: "А где тот Север?" "Да это левада около Соколовочки", — говорят. Я себе и думаю: "Ну, зашлют нас в Соколовочку, и что с того? Это же недалеко — 7 километров от Тального".
У Самийла и Марии Нежурбиды было пятеро детей. Старшей Фране в 1932-м исполнился 21 год, Михаилу — 14, Петру — 12, Якову — 7. Младшему Борису было 3 года. Семья обрабатывала четыре с половиной десятины земли в 3 км от Тального. Держали коня, коровы, свиней.
— Жить было хорошо, вот и семьи были большими. Еды у нас всегда было много, — рассказывает Нежурбида. — В большом ларе кольцами лежало сало, в погребе в кадках — засоленая телятина. Холодильников не было, а ничего не портилось.
В жатву Самийло с соседом Каплюченко возили конями хлеба. Под домами ездила кооперативная молотилка.
— Приедет, пыхтит, а возле нее машинист ходит. Нам, детям, это очень нравилось.
Весной 1932-го Самийло Нежурбида вступил в колхоз им. Буденного. Сдал корову, коня, реманент.
— В колхозе организация труда была никудышней. Кони и коровы голодали и дохли. Корова у нас была удойная, породистая. В колхозе она отощала. Мама ее очень любила, ходила давать есть, а у коровы слезы из глаз капали.
Зерно на трудодни Самийло не получил. Зато комнезамовцы дважды забирали остатки прошлогоднего урожая.
— Комнезамовцы — это бездельники и алкоголики. Им работать не нравилось, а выдирать — только подавай, — продолжает Яков Нежурбида. — Помню, как к нам во двор зашла Домця Бедная — так на нее говорили. Взяла железный щуп и тыкает им в стожок сена. А я в окно смотрю. Спрашиваю у матери: "Что она ищет?" "Зерно", — отвечают. Я маленький был, но помню, как удивился. "Мы же уже все отдали, почему они не верят, а еще ищут?"
На детей в колхозе выдавали миску затерухи на день. Взрослым — ничего. Зимой Самийло Нежурбида слег. Мать ходила по городу, ища хоть какую-то подработку.
— Март 1933-го был очень холодный. Отцу стало совсем плохо. Как-то утром мать идет на подработки, а мне говорит: "Смотри, Яша, отец должен умирать". "А как я узнаю, что он умер?" — спрашиваю. "А вот как вши слезутся с головы на бороду, то уже и умер". Сел я невозмутимо и смотрю на отца. Через час все вши на бороду слезлись. Шел отцу 53-й год. Я сидел возле него и плакал.
В апреле дети начали бегать на тальновский сахарозавод. Между камнями в жомовой яме выбирали прошлогодний жом. Дома отмывали его от песка.
В мае–июне собирали цвет акации, лебеду.
—Мать предупреждала меня: "Не выходи, потому что съедят". А я говорю, что меня есть, одна кожа и кости. Не знаю, как мы до зимы дотянули.
Перед новым, 1934-м годом старший брат Якова — Михаил получил на трудодни 5 ц пшеницы за то, что работал прицепщиком на тракторе.
— Мы так радовались святому хлебу. Теперь нас никакая смерть в могилу не сведет, говорили. Потом с войны живыми-здоровыми вернулось нас трое братьев. За мамины заботы Бог добавил ей жизни — прожила за себя и за отца. Умерла в 102 года.
Яков Нежурбида закончил высшую партийную школу. Долгое время был мэром Тального.
285 000
СТОЛЬКО приблизительно семей вывезли к середине 1930-х за пределы Украины, по данным Управления народнохозяйственного учета УССР. Около 70% хозяйств и более 80% посевных площадей коллективизировали до конца 1932 года. Значительную часть раскулаченных депортировали на Север, Урал и в Сибирь, где многих ожидала смерть. На примере раскулаченных соседей запугивали других крестьян.
9 
35413
Комментарии
1