В августовский день 1855 года в подольском селе Хомутинцы, нынешняя Виннитчина, в семье священника Василия Руданского провожали младшего сына Степана на науку в Петербург. Он "первым учеником" закончил Каменец-Подольскую семинарию и теперь имеет в кармане направление в духовную академию в столице Российской империи. Родители на радостях устроили праздник и пригласили из окрестных сел и местечек мелкое панство и батюшек с матушками.
Молодежь выплясывала польки и кадрили — наняли сельских троистых музыкантов. В доме Руданских было старенькое фортепиано, но стояло без дела. Попадья в будень ставила на него кувшины с молоком на простоквашу. Матушка Федора Руданская в поведении была простой, одевалась по-сельскому. В тот день, когда провожали сына в академию, попадья на радостях танцевала с приятельницами, "положив одна другой правую руку на плечо, а левой подбоченившись, — все три вместе под такт кружили и припевали под музыку: "На огороде курочка собирает, а петушок домой доставляет", — пишет в воспоминаниях Василий Боржковский — дальний родственник Руданских.
От матери Степан перенял множество народных песен. Записывал их по окрестным селам и еще семинаристом составил двухтомный рукописный сборник. Имел прекрасный слух, красиво пел баритоном, играл на фортепиано, скрипке, гитаре, хорошо рисовал. По воспоминаниям друзей, был парень остроумный, "нецеремонливый" и "ко всякому охоч". Писал на украинском романтичные баллады и стихи. Это было вызовом в то время. В семинарии все должны были разговаривать на русском, а вне ее стен хорошим тоном считалось общаться на польском. Тем, кого словили на том, что разговаривал на украинском, как скоту, цепляли на шею доску. "Колодка в пядь длины, и на ней написано: "Nota", — описывал ее однокашник Руданского писатель Анатоль Свидницкий. — Ноту цепляют тому, кто заговорит по-нашему, — кто "мужичит". Ее до тех пор нужно носить, пока не словишь другого с такой же виной. Каждого, кто "мужичил", записывают в журнал и за наказание назначают выучить несколько десятков латинских слов подряд— до трех раз, а там уже бьют".
Упрекает сына, что использует "мужицкий" язык, и отец Василий Руданский. Но мягкий по характеру Степан здесь неуступчив: "Отец, может, не любит мой язык из-за того, что на нем говорят у нас мужики, — а вроде в Московщине не говорят мужики по-московски? Да и чем мы лучше мужика? Все мы равны и у Бога, и у природы", — пишет впоследствии в письме брату Григорию.
Прибыв в Петербург, Степан Руданский поступает не в духовную академию, а в медико-хирургическую. Он опозорил род и испортил себе карьеру, считает возмущенный отец. До самой смерти он не простит сына, будет отказывать в материальной поддержке: слишком большие надежды возлагал хомутецкий поп на самого способного из пятерых своих детей. И дальше упрекает за язык. "Письма твои, — пишет отец Василий сыну, — писанные грубо, ничуть не располагают меня в твою пользу. Если захочешь написать письмо, то пиши или почтительно, не по-малороссийскому, или лучше ничего не пиши!". Степан жалуется старшему брату Григорию: "Здесь задето и сбито в грязь все, что было для меня дорогого, — пишет в письме 5 июля 1859 года. — Они считают меня достойным проклятия и запрещают мне говорить с ними на моем родном языке. Запрещают мне мой родной язык — запрещает отец; но у меня был прадед и прапрадед — они мне не запрещали; не слушает отец родной язык — зато меня и после смерти, может, послушают четырнадцать миллионов моих одноязычников".
Григорий время от времени посылает брату по 5 руб. Степан за них снимает у старой вдовы комнату в доме-развалюхе неподалеку от Невы.
Описал ту свою жизнь в стихотворении "Студент":
Зима люта. Вітер свище;
Сніг по вікнах брязкотить;
Мороз душу обіймає,
Мороз тіло каменить.
А у хаті на постелі
У сурдуті і плащу
Сидить студент медицини
Другий місяць без борщу.
І живіт — як гріб, запався,
Облізає голова...
І остання догорає
Його свічка лойова.
Стипендии не хватает даже на обед, поэтому вынужден подрабатывать частными уроками. От постоянного голодания, переутомления, гнилого климата "мокрой столицы" заболел чахоткой. Когда же закончил академию, профессор Боткин хлопочет, чтобы Степана Руданского назначили уездным врачом в Ялту. И 1 сентября 1861 года он уезжает из "плохого Петрополя", как называет Петербург в одном из писем. Но денег ему хватает только до Симферополя. Вспоминает, что какой-то "подорожный татарин заложил за меня 2 карбованца да и дотолкал как-то до Ялты". Там он проживет свои последние 12 лет.
Понемногу ему становится легче. Пишет брату: "Теперь я очень как-то стал мило смотреть на людей, потому что и мне как-то сделалось лучше. Кончилось уже (не знаю только, надолго ли) мое тридцатилетнее голодание, и я уже смогу каждый день свой обед иметь". Работу в городской больнице совмещал с обязанностями санитарного врача в порту. Мог бы озолотиться на этом посту, но никогда не пропускал некачественные товары и не брал взяток. Устраивается еще и служебным врачом крымских имений князя Воронцова. Сошелся в Ялте с вдовой Явдохой Широкой. У женщины уже было трое детей. Она родила ему сына и дочь. Его избирают почетным мировым судьей Симферопольско-Ялтинского мирового округа.
Летом 1872 года в Крыму вспыхнула эпидемия холеры. Работая в карантинных бараках, Руданский сам заразился, а тут еще обострился туберкулез. Таврический губернатор искал крайних. Нашел — врача Руданского. Обвинил в нерадивости и алкоголизме, от чего, мол, и допустил распространение в Ялте эпидемии. Руданского увольняют со всех должностей. Когда через полгода — 3 мая 1873-го — он умер от чахотки, ему шел 40-й год. На его надгробии на Массандровском кладбище в Ялте вычеканили: "Малорусский поэт".
Кулиш и Шевченко забраковали стихи Руданского
Во время учебы в Петербургской медико-хирургической академии Степан Руданский написал все 232 "спивомовки" — так он назвал свои стихотворные анекдоты, — которые дошли до нашего времени.
В 1861 году в журнале "Основа" опубликованы поэзии Руданского "Гей, бики!" и "Повій, вітре, на Вкраїну". Параскева Бордонос, жена Леонида Глебова, одобрительно отозвалась о них в письме Пантелеймону Кулишу. Тот раздраженно ответил: "Руданского стихи, по моему мнению, никуда не годятся. Я, Шевченко и Костомаров забраковали их, а Белозерский все-таки напечатал — и, как вижу, не ошибся. Нашлись и для Руданского хвалители".
Иван Франко считал, что Степан Руданский — "большой поэтический талант, кроме Шевченко, самый выдающийся в украинском писательстве ХІХ века". В своем "Очерке истории украинско-руской литературы", вышедшем во Львове в 1910 году, Франко писал: "Руданский, талантливый лирик, прежде всего заслуживает внимания как несравненный анекдотист, автор т. зв. "спивомовок", т. е. коротких юмористических анекдотов и повествований, взятых из уст украинского народа и пересказанных стихами с необычной простотой, меткостью и грацией высказывания...".
В Ялте Руданский берется за переводы на украинский "Энеиды" Вергилия и Гомеровой "Иллиады" — "Омировой Ильйонянки", как пишет, а также "Слова о полку Игореве".
5 
35413
Комментарии
14